А теперь смешные бытовые мелочи нашей жизни выступают маркером настоящей, глубочайшей, искренней близости. Ведь это близость — доверять друг другу всё! Абсолютно всё, от мелких секретов, до глубоких ран и ранений, от маленьких деликатностей до серьёзных интимных моментов, как, например, календарь месячных моей жены, который теперь я веду совершенно открыто, и каждую дату она сообщает мне сама, правда теперь я преследую совершенно иную цель — действительно защитить её, ведь беременность и роды для моей 37-летней жены, страдающей хроническим воспалением почек, уже опасны. Я противник неоправданных рисков, а когда дело касается жизни и здоровья Валерии, превращаюсь в зануду, не приемлющего никакие риски вообще.

Я сам, лично покупаю жене прокладки и тампоны. Она крутит пальцем у виска и говорит, что вышла замуж за чокнутого извращенца. Может и так, но я тащусь от вторжения туда, куда раньше мне строго настрого вход был воспрещён! А ещё развлекаюсь тем, как забавно выглядит лицо продавца, когда я долго объясняю детали, выбирая средства гигиены для своей жены — мне нравится взрывать людям мозг, выбиваясь из общепринятых рамок. Мне безумно, бесконечно нравится заботиться о своей жене — и это, скорее всего, основная причина того, почему я делаю то, что делаю.

Лера округлилась. Слава Богу, она перестала морить себя диетами и уже давно, а с появлением в нашей с ней жизни спокойствия и надёжности, но главное, счастья от беспрепятственного обладания друг другом, стала понемногу набирать вес. И я балую её: изо всех своих, теперь уже немногочисленных командировок привожу Лере и детям сладости, много конфет и много шоколада. Лера от этого тащится, но при этом всегда сокрушается о свой фигуре. Сокрушается только на словах, потому что трескает конфеты быстрее детей.

На деле я сам всегда твержу ей о том, как она сексуальна с круглой попкой и чуть выпирающим животиком на фоне моды на совершенно плоские фигуры. Пытаюсь объяснить ей суть женской сексуальности, почувствовать заметную мужскому глазу разницу между полными бёдрами, обхватывающими талию мужчины, и тонкими палочками, обтянутыми пережженной в солярии кожей. Я не люблю неестественно загорелых девушек, молочный от природы оттенок кожи моей жены запускает во мне космические скорости желания обладать ею.

Она слушает и, кажется, понимает. Но к йоге добавила себе ещё и какой-то фитнес.

— Фитнес, как фитнес, — соглашаюсь, — только тренер, я надеюсь, не мужчина?

— Не мужчина, — улыбается. — Спи спокойно!

Ben Howard Conrad

Сегодня Лера обнаружила мою слепоту. А что, вы думали, от этой женщины можно что-нибудь утаить? Вот я давно уже так не думаю — это был всего лишь вопрос времени.

— Смотри, — заявляет, сидя на противоположном диване, и разворачивает ко мне свой планшет, — вот такое платье я хочу на нашу годовщину! Как тебе?

А я ж ни черта не вижу.

— Сногсшибательно, — говорю. Мне все равно, что она там наденет, самый лучший её наряд, это когда она голая.

Лера как то подозрительно на меня смотрит. Потом продолжает:

— Так, сейчас я покажу тебе то, что я задумала для тебя. У меня несколько вариантов. Ты выберешь, — и в меня тут же метнулся подозрительный исподлобья взгляд.

Разворачивает снова планшет ко мне:

— Ну как?

— Ничего так, — отвечаю. Мне, честно говоря, по фигу и то, что надену сам. И да, я голый тоже выгляжу лучше, чем одетый. Хе-хе.

— А это?

— Это тоже нормально, — отвечаю.

— Так какой костюм из этих ты выберешь?

— Может лучше надену что-нибудь из своего шкафа? — робко надеюсь на снисхождение и чуть-чуть на удачу.

— Нет. Хочу непременно в новом.

— Так у меня там полно же нового!

— Нет, праздник становится праздником тогда, когда к нему усердно готовятся. Собственно, подготовка — это и есть праздник! Так что выбирай.

— А тебе какой больше нравится?

— Слушай, Алекс, ты уже начинаешь подбешивать меня! Выбери сам, говорю!

— Ладно, пусть будет второй.

— Почему второй?

— Ну… Мне цвет больше понравился.

— Цвет?

— Да, цвет.

— Уверен?

— Да.

А сам про себя думаю: «Оба костюма наверняка синие. Лера мне только синие выбирает. Ей нравится синий, ну или я в синем.». И тут же иду ва-банк:

— Думаю, этот оттенок синего будет лучше играть с твоим платьем!

— Да, ну?

— Слушай, Лер, в выборе нарядов я полностью полагаюсь на тебя, поручи мне что-нибудь другое, пожалуйста! Хочешь я подпишу пригласительные?

— Аж 10 штук?

— А что, это тоже много. Я стараться буду. Каждую буковку выводить: «Дорогие наши Мария и Дэвид, торжественно сообщаем Вам о нашей годовщине, и приглашаем на…

— Боже… я лучше сама подпишу! Ладно, вернёмся к костюмам.

Только не это, думаю.

— Я сейчас тебе скину коллаж, посмотришь, играет или нет твой костюм с моим платьем.

Я расслабленно погружаюсь в работу и наслаждаюсь Лериным пыхтением над коллажем — обожаю любые её звуки и телодвижения. Иногда даже поднимаю глаза, чтобы в очередной раз полюбоваться ею и её старательностью. Ирония в том, что потрясающе музыкальная Лера абсолютно бездарна во всём, что касается рисования, моделирования, дизайна, поэтому обычно за такие вопросы отвечаю я. А сейчас она старательно насилует свои способности простым коллажем в фотошопе, на который у меня ушло бы не больше двух минут. Наконец, в моём мессенджере блинкает сообщение, открываю и вижу: она в платье с вырезом до пупка, я в костюме и маске человека-паука.

— Что это? — спрашиваю.

— А ты не видишь? Наши наряды. Костюм, который ты выбрал, и платье, которое одобрил, — смеётся так бурно, что уже буквально завалилась на диван.

Я жду, пока она успокоится, улыбаясь и иногда тоже посмеиваясь, всего лишь заразившись от неё, ну и над тем, как ловко этим платьем она подколола меня за вечную ревность. Наконец, Лера облегчённо выдыхает, вытирает уголки глаз, я понимаю, что приступ веселья позади и блефую:

— Я не это выбрал.

— Это. Нет, ну платье было другое, а костюм именно этот ты и выбрал. У тебя действительно в шкафу штук двадцать ни разу не одетых, и ты же знаешь мою практичность: оденешь что-то из того, что уже есть. Так что никаких вариантов для тебя не было изначально. Ты выбирал, к слову, между Спайдерменом и Бэтманом. У меня ещё был в запасе Спанчбоб, но я подумала, ты можешь обидеться.

— Тогда к чему весь этот розыгрыш?

— К тому, милый мой, чтобы поговорить уже, наконец, о твоей слепоте. Я уже давным-давно заметила, что ты плохо видишь, но не признаёшься, и, судя по отсутствию очков и лекарств, врачу даже не показывался.