скрыл свое замешательство и попросил Хлоринду меня спрятать. Она указала мне на альков со стеклянными дверцами. У меня было достаточно времени, чтобы туда прошмыгнуть, я встал за занавесками и поднял уголок одной из них, чтобы лучше наблюдать. Никогда я еще так не опасался за графа, как в этот несчастный миг, когда его жизнь, его покой и счастье могли быть поставлены на карту из-за гнева ревнивой и разочарованной итальянки.

Герцогиня вошла с присущим ее рангу достоинством. Горделиво потупив глаза, она, однако, порой с осторожностью и любопытством взглядывала по сторонам. Хлоринда встретила ее с сердечной приветливостью и спросила скромно, по какой причине герцогиня оказала ей столь высокую честь.

— Ваша слава, сеньора, проникла повсюду, — ответила та, — и это стало для меня необходимостью. Я хотела убедиться, что вашей красоте действительно невозможно противостоять и что вы действительно так учтивы и предупредительны, как о вас говорят. Извините меня за бесцеремонность, но вы знаете, что мы, женщины, в этих вещах очень недоверчивы.

Хлоринда никогда не затруднялась с ответами и легко находила путь ко всем сердцам. Посетительница искала лишь предлога остаться, заявив, что она столь очарована учтивостью и красотой девушки, что просит разрешения принять участие в ужине. Не дожидаясь ответа Хлоринды, она уселась без всяких церемоний на стул. Хлоринда самым вежливым образом извинилась, сказав, что не может удовлетворить просьбу герцогини, так как ждет сегодня гостей, которые, очевидно, не являются для той подходящим обществом. Герцогиня побагровела при этих словах, но объяснила, что готова набраться терпения, ибо намерена тут остаться в любом случае. Если бы Хлоринде были известны обстоятельства графа, она, несомненно, нашла бы повод, чтобы избавиться от прекрасной гостьи. Но Хлоринда подумала, что граф, возможно, будет только доволен, встретив за ужином еще одну особу женского пола, и потому не стала более возражать.

От страха я не знал, что должен предпринять в своей засаде. О том, чтобы ускользнуть и предупредить графа у дверей, не могло быть и речи, так как из алькова не было другого выхода, кроме как через эту комнату. Вне всяких сомнений, кто-то рассказал герцогине о дружбе графа с Хлориндой, и ревнивица явилась сюда лишь затем, чтобы во всем убедиться собственными глазами. Если она встретится тут со своим любовником, нам останется как можно скорей паковать чемоданы. Случись такое, не только их взаимоотношения были бы завершены, но нам к тому же пришлось бы опасаться темперамента венецианки, убежденной, что ее предали.

Готовый отважиться на все, я взял стоящий возле ночного столика стакан с водой и с шумом уронил его на пол.

Хлоринда поняла мой знак. Все же сомневаясь, что ей удастся выпроводить гостью, она позвонила слуге и сказала:

— Взгляните, не повредила ли что-нибудь моя собачка в алькове?

Сама она не решалась подойти, поскольку герцогиня последовала бы за ней по пятам.

Вошел слуга со свечой.

— Поспешите немедленно отсюда, — сказал я ему. — И как только придет граф фон С**, скажите, чтобы он немедленно возвращался домой, поскольку его жизнь в опасности.

Слуга взял с кровати собачку, которая там преспокойно спала, впустил ее в комнату и сказал:

— Она разбила чашку, сеньора.

Но судьба распорядилась по-своему. Едва слуга открыл дверь комнаты, чтобы отправиться с посольством, как тут же, весело посвистывая и напевая песенку, вошел граф, довольный как никогда. Ничего вокруг не замечая, он поспешил к Хлоринде, радостно пожелал ей доброго вечера, после чего обернулся к сидевшей подле нее даме, чтобы и ей выказать свое почтение.

Удар грома посреди голубого, ясного неба не показался бы ему столь неожиданным. Он отступил на несколько шагов и, желая занять стул, опустился у ног графини без сознания. Хлоринда, в высшей степени обеспокоенная, хотела вскочить и прийти к нему на помощь, но герцогиня остановила ее, вскричав:

— Ради Бога! Пусть он умрет, синьора!

— Что за варварство! — ответила та, освободилась из ее яростного объятия и звонком призвала слуг на помощь. Я тут же вышел из своей засады и поспешил к графу.

— И вы, маркиз? — повторила герцогиня реплику Цезаря[268].

Граф вскоре очнулся. Но, казалось, жизнь почти покинула его. Влажные и померкшие глаза были устремлены на герцогиню, которая с адской радостью наслаждалась нашим замешательством и то краснела, то бледнела от ярости. Я хотел с ней серьезно поговорить, даже если придется вывести ее из комнаты, как вдруг она сама поднялась с необычайным достоинством. Не издав ни единого звука, герцогиня медленно прошла мимо графа. На прощанье она смерила его долгим презрительным взглядом.

* * *

Граф пребывал в состоянии, достойном сожаления. Но он все же понял, что несчастье кажется тем легче, чем дольше его переносишь. Я со своей стороны сделал ему серьезные предостережения на будущее. Граф теперь как никогда нуждался в нежной дружбе, в неизменной, внимательной любви, в утешительных радостях узкого счастливого круга, в бодром настроении и в невинном, радостном, безыскусном остроумии. Воспоминание о родине причиняло ему боль — он тосковал о тихих нивах, которые процветали в его руках, о безбедном, ненарушимом мире простой жизни, наконец, о сердце своей Каролины, которую всегда считал себя достойной и которая теперь предстала перед ним в наиболее выгодном свете.

Герцогиня в его глазах все более и более проигрывала — каждый миг похищал что-то от той розовой дымки, в которую ее облачила любовь, а страсть препятствовала графу возвратиться в объятия Каролины. Но то, что осталось от его страсти после многих дней раскаяния, было уничтожено последней вспышкой более чем женской ярости, которая заставила его опасаться за свою жизнь.

Нам казалось непостижимым, каким образом герцогиня узнала о связи графа с Хлориндой. То, что она так бесцеремонно дожидалась его прихода, заставляло нас думать, что причиной ее поведения было нечто большее, чем городские сплетни. Но граф не знал никого, кто мог бы подсказать ей, где следует искать изменника, поэтому мы вновь предположили, что и в этом случае замешаны таинственные чужеземцы.

Все эти обстоятельства породили у графа желание как можно скорей покинуть Венецию. Что касается меня, то я всячески старался укрепить графа в его решении. Мы должны были дождаться прибытия наших векселей и до тех пор находиться дома, ведя тихое и замкнутое существование.

Но нас не желали оставлять в покое. Герцогиня не могла думать ни о чем ином, как о мести. Ее супруг, который, как ему верилось, получил убедительные доказательства ее новых сношений с