Григорьев лично по телефону зачитал свой универсал командующему Украинским фронтом Антонову-Овсеенко. «Атаман партизанов Херсонщины и Таврии» обращался к «народу украинскому»: «Труженик святой! Божий человек! Посмотри на свои мозолистые руки и посмотри кругом; неправда, ложь и неправда. Ты царь земли, ты кормилец мира, но ты же раб благодаря святой простоте и доброте своей. Крестьянин и работник, вас 92 % на Украине, а кто управляет вами? Все те же, кто хотел крови народа»[1519]. Это, конечно же, «комиссары с московской обжорки и той земли, где Христа распяли», то есть русские и евреи. Григорьев объявлял низложенным «правительство авантюриста Раковского», обещал ввести «диктатуру трудового народа» и подлинную советскую власть на Украине. Советы должны были составляться по принципу пропорционального представительства наций. 80 % всех мест – украинцам, 5 % – евреям, 15 % – «для всех прочих национальностей».

Григорьев объявил в универсале свободу «слова, печати, совести, собраний, союзов, стачек и профессий, неприкосновенность личности, мысли, жилища, убеждений и логики» (так в тексте! – С.Б.). Начиная новый этап Гражданской войны, призывал: «Народ Божий! Любите друг друга, не проливайте братской крови»[1520].

Через несколько дней Григорьев объявил себя гетманом.

К 8 мая 1919-го под его началом было от 16 000 до 20 000 штыков и сабель, 52 пушки, 7 бронепоездов. С первых же дней к повстанцам присоединялись рабочие, крестьяне, красноармейцы. Универсал народу понравился, но еще больше нравились ему настоящие цели и задачи Григорьева, Тютюнника и их соратников. Прежде всего расправлялись с ненавистными чекистами: лозунг «Долой ЧК!» стал главным у бойцов Григорьева. Вместе с чекистами убивали продотрядовцев. В захваченных городах начинались не только еврейские, но и русские погромы. Так, в Екатеринославе было убито около 100 евреев и 150 русских[1521]. Народ сплотился против общего «врага»[1522]. И все-таки первой жертвой становились снова евреи, их григорьевцы «вырезали под корень». Сам Григорьев, впервые приехав в штаб к Нестору Махно, спросил: «А у вас тут жидов нет?» Получив ответ, что есть, усмехнулся: «Так будем бить»[1523].

Комиссар 2-й Украинской советской армии товарищ Вишневецкий докладывал в штаб Украинского фронта о массовой поддержке Григорьева: «Рабочие Елизаветграда встречали наши войска с оружием в руках. Крестьяне обеспечивали Григорьева продовольствием и добровольно приносили ему тысячи пудов хлеба. Желающих вступить в ряды войска Григорьева было столько, что у него не хватало оружия. Деревни встречали наши отряды ружейным и пулеметным огнем»[1524]. В город Лубны отправили 1-й полк Червонного казачества, красу и гордость Красной армии. Но червонные казаки неожиданно выдвинули лозунг «Бей жидов и коммунистов» и, руководствуясь такой политической программой, разоружили в Лубнах милицию и ЧК.

Ненависть к ЧК и «коммуне», а также к евреям и «москалям», которые ассоциировались опять же с ЧК и «коммуной», помогала Григорьеву лучше целой армии агитаторов.

Восстание Григорьева превратилось в настоящую войну с несколькими фронтами. Короткую, но ожесточенную. Бои шли на обоих берегах Днепра. И вот здесь и сказалась ограниченность Григорьева как полководца. Он слишком распылил свои силы, пытаясь наступать на Киев, на Елизаветград, на Екатеринослав, на Одессу и даже через Кременчуг на Полтаву и далее на Харьков. Сам Григорьев хвастливо обещал занять Харьков уже через несколько дней, но недооценил организаторских талантов харьковского военкома Александра Пархоменко, чья звезда взошла как раз во время григорьевского восстания. «Луганскому ястребу» (Пархоменко был родом с Луганщины) пришел на помощь его друг Ворошилов, назначенный командовать Харьковским военным округом. На Украину вернулся Павел Егоров, герой первого (муравьевского) штурма Киева, и вместе с Пархоменко ударил на Кременчуг. Из-за своего положения на Днепре город имел большое стратегическое значение. Кременчуг, что некогда понравился императрице Екатерине больше самого Киева, трижды переходил из рук в руки. В конце концов победа осталась за большевиками. Все достаточно надежные части – прежде всего «интернациональные», то есть не русские и не украинские, – были брошены в бой. Мобилизовали коммунистов и комсомольцев. Из России прибыл особый Московский полк ЧК – настоящие каратели. Бо́льшая часть красных частей на Украине все-таки сохранила верность большевикам. «Одумались» и червонные казаки. Флотилия Полупанова громила григорьевцев орудиями своих канонерок.

Войска Григорьева и в лучшие времена не отличались хорошей дисциплиной. Им не хватало квалифицированных офицеров, вовсе не было военспецов. Так что после первых же сильных контрударов его войско начало распадаться. Вторая половина мая – полный разгром повстанцев. Григорьева выбили даже из его «столицы» – Александрии, но поймать и ликвидировать тогда не сумели. Около 3000 григорьевцев продолжали сопротивляться, вести партизанскую войну. Сам Григорьев погибнет только в июле 1919-го. Как известно, он будет убит на переговорах с Нестором Махно. Убил его то ли сам Махно, то ли махновец Алексей Чубенко.

Восстание Григорьева изменило военно-политическую обстановку на Украине и юге России. План похода в Румынию и Венгрию провалился. Венгерская республика, оставшись без помощи, будет разгромлена летом 1919-го. Но это еще полбеды. Страшнее была катастрофа в Донбассе. Все резервы Украинского фронта были брошены на борьбу с Григорьевым, а тем временем соседний Южный фронт терпел от Добровольческой и Донской армий одно поражение за другим. «Это восстание сразу создало много атаманов разных банд. По Киевщине прокатилась волна погромов»[1525], – вспоминал Виталий Примаков.

В довершение ко всему большевики умудрились рассориться с самым ценным своим союзником на Украине – с Нестором Махно. С первых дней григорьевского восстания от Махно ожидали, что он присоединится к повстанцам. К тому же «партизанщина», процветавшая на Украине (не только у Григорьева и Махно, но и у Щорса с Боженко), надоела военному руководству большевиков. Троцкий создавал регулярную армию. На Махно не без оснований смотрели как на нового Григорьева и хотели «ликвидировать» его вместе с махновщиной: командиров расстрелять, а бойцов распределить по обычным красным дивизиям. Наконец, анархист Махно был для большевиков в лучшем случае «попутчиком», временным союзником. «Вольные советы» Махно были для большевиков явлением недопустимым.