Большевистская анархия и безначалие, страшный красный террор, власть чрезвычаек, каторжников, у которых нет в жизни ничего святого, высосали последние соки у нашего народа и залили наши степи реками невинной крови и слезами людскими.

С церковным звоном, с хлебом-солью, с цветами и слезами радости встречает утомленный, обессиленный, оборванный Украинский народ вас, храбрые рыцари…»[1533]

Через три дня после того, как Петлюра напишет эти слова, произойдет одно из центральных событий Гражданской войны на Украине – встреча русских и украинских войск в Киеве. Но прежде чем рассказать об этой встрече, посмотрим на военно-стратегическую обстановку.

28 апреля на Восточном фронте Южная группа Михаила Фрунзе перешла в контрнаступление и разгромила под Бугурусланом, Белебеем, а затем под Уфой армию генерала Ханжина. Это был перелом в борьбе с войсками адмирала Колчака. Но до окончательной победы было еще далеко. Войск для наступательных операций не хватало. Ленин требовал действовать «по-революционному» и мобилизовать в прифронтовой полосе все мужское население с 18 до 45 лет[1534]. Сохранялась опасность соединения колчаковцев с Кавказской армией барона Врангеля, которая в июне 1919-го наконец-то взяла Царицын.

Южный фронт красных потерпел тяжелое поражение. В штыках он по-прежнему превосходил белых, но моральное состояние бойцов было неважным. Бойцы 13-й армии еще в апреле-мае массами расходились по домам. Оставшиеся митинговали, смещали командиров и выбирали себе новых, хотя выборность командного состава в Красной армии была уже отменена[1535]. Целые части оставляли фронт или грозились оставить в ближайшее время. Командир Старобельского полка в своем рапорте писал: «Довожу до сведения, красноармейцы категорически заявляют, что мы дальше действовать не можем, потому что мы, во-первых, голодные, во-вторых, босые, раздетые, нас насекомые заели, потому что мы с первого дня восстания нашей организации до сих пор не получали ничего. Просим вас принять самые энергичные меры, если не будет смены, то мы самовольно бросаем указанные нам позиции и следуем в тыл»[1536].

На юге Правобережной Украины была отрезана целая группировка из трех красноармейских дивизий (с 18 августа 1919 года – Южная группа под командованием Ионы Якира). С севера наступали петлюровцы, на западе стояли румынские войска, на юге, в Одессе, при поддержке английского флота высадился десант Добровольческой армии. С востока подходил Махно. Красные бойцы были готовы воевать с белыми, но не с махновцами: «…не было уверенности, что нас свои же не перережут или не поведут к Махно. Наши красноармейцы все время переходили к нему в одиночку и группами. Кавалерия, недавно наша, а теперь уже махновская, маячила на горизонте, подбивая ребят идти на вольную жизнь к батьке», – вспоминал украинский большевик Владимир Затонский, член реввоенсовета Южной группы[1537]. Махно обещал «перерезать» коммунистов, а простых бойцов принять в свою «армию для защиты завоеваний революции от белых…»[1538].

От Махно войска Якира спас… покойный атаман Григорьев. Один из красных полков был укомплектован жителями села Верблюжка, которые прежде служили у Григорьева и любили своего атамана. Махно, убийцу Григорьева, они терпеть не могли: «…Григорьевцы не выдали и действительно оказали махновцам вооруженное сопротивление»[1539].

Будущий советский маршал Егоров в своем классическом труде «Разгром Деникина» подводил печальные для красных итоги кампании: «…восемь месяцев напряжения, 67 % потерь живой силы и моральное разложение армий Южного фронта»[1540].

Казалось бы, искусные и опытные белые генералы воспользуются слабостью Южного фронта, постараются добиться его полного разгрома и на плечах отступающих большевиков ворвутся в Воронеж, Курск, Орел, Тулу и приблизятся к Москве. Но Деникин неожиданно возьмет оперативную паузу, дожидаясь успеха на флангах фронта, который стал просто гигантским: правый фланг упирался в Волгу, левый – доходил до Днепра. Деникин дождался падения Царицына (30 июня) и уже там 3 июля подписал свою знаменитую «московскую директиву».

Все три белогвардейские армии должны были наступать в общем направлении на Москву. Врангель со своими кубанцами – через Саратов, Пензу, Арзамас, Нижний Новгород и Владимир. Генерал Сидорин с донскими казаками должен был наступать двумя колоннами: через Воронеж и Рязань и через Елец и Каширу. Главный удар в направлении Курск—Орел—Тула—Москва наносила Добровольческая армия генерал-лейтенанта Май-Маевского.

Барон Врангель писал, что они с генералом Юзефовичем (в то время заместителем Врангеля), услышав этот приказ от самого Деникина, «буквально остолбенели». Врангель считал московскую директиву «смертным приговором армиям Юга России» и не мог понять, «как мог этот документ выйти из-под пера генерала Деникина»[1541].

В директиве было положение, во многом перевернувшее весь ход кампании: «Генералу Май-Маевскому . Для обеспечения с запада выдвинуться на линии Днепра и Десны, заняв Киев и прочие переправы на участке Екатеринослав – Брянск.

Генералу Добровольскому выйти на Днепр от Александровска до устья, имея в виду в дальнейшем занятие Херсона и Николаева»[1542].

Казалось бы, все логично. Днепр – естественная преграда. Вытеснив красных за нее, белые оставляли их на растерзание полякам и воспрявшим петлюровцам. Однако дела пошли совершенно не так, как надеялись белые, как с тревогой ожидали большевики. Откроем известную работу военного теоретика, преподавателя академии имени Фрунзе, автора многих исследований по вопросам оперативного искусства Николая Какурина. Николай Евгеньевич был царским офицером, выпускником академии Генштаба, а в годы Гражданской войны служил Центральной раде, гетману, Галицкой армии и, наконец, стал военспецом у большевиков. «Выполнение плана Деникина осуществлялось в формах, отличных от тех, которые мыслились согласно его приказу, – писал Какурин. – Оно вылилось в целую экспедицию на Украину, в течение которой силы южных белых армий проявили слабую деятельность на центральных операционных направлениях»[1543].