очень горячо доказывал ему, что нужно немедленно ему уехать из Вёшенской и спасти свою жизнь. Луговой меня поддерживал. Я им сказал, что сделаю всё, чтобы сообщить об этом в ЦК. Перед отъездом Шолохов мне сказал: “Ну, пиши в Центральный Комитет обязательно, а мы с Луговым подумаем, что нам нужно сделать”. Я был доволен и этим ответом Шолохова. В конце разговора я сказал М. А. Шолохову, чтобы он вёл себя осторожно. Лучше будет, если он выедет из Вёшенской, и об этом не говорить никому дней 7—10, так как это время мне нужно будет для побега из Ростова.

Они уехали, а я остался один».

Погорелов к тому времени был уверен, что никакого заговора повстанческого центра ростовское руководство даже не собирается раскрывать – слишком много возни. Им надо, чтоб он доехал до Вёшенской. Едва он там окажется, Шолохова убьёт другой человек, Погорелова задержат и свалят вину на него.

Шолохов и Луговой, озадаченные, поехали домой. А на следующий день Погорелов сбежал из Ростова. Посланную за ним погоню обманул: запасшись едой, заселился в придорожном стогу и провёл там девять дней – ещё было тепло. Чекисты перекрыли все дороги, но спустя неделю сняли кордоны, решив, что беглец вырвался и ушёл далеко. Он был отличный разведчик. На десятый день окольными путями, на попутках, Погорелов начал двигаться в сторону Москвы. К Сталину на приём. Открыть ему глаза.

Узнав о побеге Погорелова, Ежов был вне себя от бешенства. Он готов был снять Гречухина немедленно. Он сорвал злобу на Евдокимове, жутко его обматерив. Евдокимов сам был на пределе.

Жена Погорелова всё это время не знала, где он.

За его домом установили наблюдение.

* * *

Добравшись до Москвы, Погорелов попытался добиться приёма у Шкирятова, но безрезультатно. Ему порекомендовали изложить всё письменно и передать через приёмную ЦК. Не принесли успехи и попытки попасть на встречу к Лазарю Кагановичу.

Всё это время Погорелов в Москве не ночевал – приезжал в центр, шёл в очередную приёмную. Затем уезжал на трамвае за город и спал в лесу. В конце концов через приёмную ЦК он передал своё заявление на имя Сталина с подробным изложением существа вопроса. А потом, умело соблюдая меры конспирации, вернулся из Москвы в Новочеркасск.

«Жена была удивлена моему приходу. Сказала, что я делаю глупость, что мне в Новочеркасске очень опасно…Секретарь Горкома Дербенев и начальник Горотдела МГБ Таласов сказали, что ты, бывший полковник царской армии, убил коммуниста Погорелова, снял с него орден Красного Знамени и теперь выдаёшь себя за Погорелова. Я понял, что сделал большую ошибку, приехав сам в руки к людям, которые меня хотят уничтожить. Я успокоил жену, что всё будет хорошо. Проживу в Новочеркасске только один день, а ночью уеду.

Как только стало светать, мне жена посоветовала залезть в большой гардероб и там просидеть до ночи. Так я и сделал. До 3-х часов дня всё было спокойно. Вдруг в 3 часа дня на квартиру приезжает второй секретарь Горкома т. Данилюк. Сидя в гардеробе, я слышу мужской голос: “Скажите, где сейчас Иван Семенович?” – обращаясь к жене. Жена дрожащим голосом говорит: “Я не знаю, где он”. – “Не может быть, чтобы вы не знали, где он. Вы меня не бойтесь. Я спрашиваю потому, что из ЦК звонили и обязали меня, чтобы я ему обеспечил выезд в Москву”. Жена опять твёрдо заявила, что она не знает, где я…»

«…решил, как только наступит ночь, уеду из Новочеркасска. Жена тоже мне советовала уезжать немедленно. Вечером, часов в 7–8, опять приехал Данилюк. Я сидел всё в гардеробе. Слышу его разговор с женой. Он ей говорит: “Звонят из Москвы из ЦК партии каждый час и требуют от меня, чтобы я Ивана Семёновича разыскал и направил в Москву, я вижу, что вы мне не доверяете. Я вас заверяю, что о моей встрече с Иваном Семёновичем никто знать не будет. Меня из Москвы об этом предупредили. Если он мне верит, пусть придёт в Горком часов в 11–12 и постучит мне в окно с чёрного хода с сада. Я его буду ждать в горкоме. Если же он мне не доверяет, то пусть едет в Москву. Я ещё раз заявляю, что о встрече никто знать не будет”».

Ночью Погорелов решился идти в горком. Постучался, его запустили. Зашёл в кабинет к Данилюку. Тот обрадовался.

– Ждал тебя! – говорит, а сам смеётся.

В этот миг зазвонил телефон.

Данилюк взял трубку:

– Да, я. Да, всё в порядке. Да, он здесь. Сидит у меня в кабинете.

Погорелов вскочил, решив, что Данилюк заманил и предал его. Но Данилюк сделал левой рукой останавливающий жест: погоди.

– Вот возьми трубку, – попросил он.

Погорелов взял трубку. Там успели произнести только:

– Товарищ Погорелов?

Он был совершенно убеждён, что это звонили из Ростовского НКВД.

– Да пошли вы все к грёбаной матери! – закричал Погорелов. – Да, я Погорелов! Я вас, сволочей, не боюсь теперь! Я о ваших блядских делах сообщил товарищу Сталину! Можете меня арестовать, я из горкома никуда не собираюсь бежать. Приезжайте, я вас жду, твари!

И бросил трубку.

Развернулся к Данилюку и теперь уже его покрыл самым отборным русским матом. Как же он кричал! Какие удивительные слова находил! Сам не знал, что способен на такую ругань.

Данилюк дождался, когда Погорелов накричится, и наконец сказал:

– Ладно ты на меня кричишь. Только что по телефону ты послал по матушке секретаря товарища Сталина. С тобой говорил заведующий Особым отделом ЦК Александр Николаевич Поскрёбышев.

* * *

Вернувшиеся из Ростова Шолохов и Луговой некоторое время ничего не предпринимали. Вскоре Шолохову в почтовый ящик упала ещё одна анонимка: «Дорогой Михаил Александрович, мне поручили Вас убить. Я Вас об этом предупреждаю, и Вам необходимо немедленно уехать из Вёшенской. Я сам погибну, но Вас никогда не убью».

Шолохов позвал Лугового, показал письмо.

Помолчали. Покурили. Ещё помолчали.

Луговой сказал:

– Погорелов не обманывал тебя. Гречухин занялся ровно тем же, что и все предыдущие. Сначала они придумали этот заговор донских, кубанских и всех прочих казаков с тобой во главе. Но заговор не получился: Погорелов так и не приехал сюда. Что-то пошло у них наперекосяк. Теперь они просто хотят тебя убить. Чтоб ничего не вскрылось в их затеях, как в прежние разы.

– Едем в Москву, – ответил Шолохов. – Теперь главное – добраться. Собирайся.

К вечеру Луговой вернулся к Шолохову. Вышли оба во двор: подтянутые, с личным оружием. Анастасия Даниловна, Мария Петровна и Пётр Яковлевич смотрели на мужчин со смешанными чувствами. Всякое бывало, но вооружённым Миша в Москву ещё не ездил.

Луговой: «Всю дорогу… он молчал, курил. Иногда говорил: “Вот подлецы”».

Если б их остановили – они бы приняли бой. Оба стреляли хорошо, но Шолохов