4 марта 1929 г., был преисполнен оптимизма, обещая американцам продолжение и укрепление экономического процветания, социального мира и общественного прогресса. Менее чем через восемь месяцев произошло непредвиденное. «Черный четверг» 24 октября и «черный вторник» 29 октября 1929 г. на нью–йоркской бирже дали толчок финансовому краху, подкрепленному беспрецедентным по глубине общим экономическим кризисом. В течение гуверовского президентства страна падала в пропасть, и в 1933 г. десятилетие просперити представлялось канувшим в Лету золотым веком.

Внешняя политика США десятилетия просперити имела исходным моментом провал желания В. Вильсона утвердить ведущую роль Соединенных Штатов в мире посредством Лиги Наций. Во времена Вильсона США не располагали военно–политическими ресурсами для того, чтобы возглавить и направлять мировое сообщество через посредство мирового коллективного органа и негласного признания ведущими нациями их лидерства. Это послужило причиной отклонения республиканцами, преобладавшими в законодательной ветви власти, внешнеполитической стратегии Вильсона и официального одобрения ими изоляционизма, главный постулат которого гласил отказ от участия в каких–либо военно–политических блоках. США предпочли им «свободу рук». Американский бизнес наращивал проникновение во все регионы мира, а государственная власть стремилась максимально усилить как экономическое, так и политическое влияние в мире.

В 1920‑е годы США увеличивали экспорт капиталов и товаров. Государство всячески поощряло мировое распространение американских материальных и духовных ценностей, исходя, как и прежде, из убеждения в превосходстве американской цивилизации над всеми иными, и видело главную опасность в левом, антикапиталистическом радикализме. Российский большевизм и Коминтерн оставались для всех республиканских правительств опасностью номер один. Дипломатическое признание советской России исключалось. Левый радикализм был неприемлем и в меньших масштабах, даже если его представители не приходили к власти, а выступали реальной оппозицией в той или иной стране. В качестве «меньшего зла» американская администрация предпочитала праворадикальных диктаторов, с которыми нередко заключались беспринципные сделки, противоречившие национальным идеологическим заповедям.

Менее опасным, но реальным, требовавшим бдительности и соответствующей реакции было соперничество в собственном цивилизационном лагере. Здесь главными экономическими и политическими соперниками выступали Франция и Великобритания, занявшие господствующую позицию в Лиге Наций. Получив от нее мандаты на управление большинством территорий бывших Германской и Османской империй, две ведущие европейские державы стремились единолично распоряжаться их ресурсами, перекрывая к ним, прежде всего к нефти, доступ для США. Франция, кроме того, стремилась при помощи созданной ею «малой Антанты» и ослабления Германии утвердить политическую гегемонию в Европе.

Для достижения внешнеполитических целей США активно использовали экономические рычаги. Главными стали займы иностранным государствам. В годы войны Соединенные Штаты прочно утвердились в качестве основного мирового кредитора: займы союзникам составили более 7 млрд долл. (из них 3,6 млрд были предоставлены Великобритании и около 2 млрд — Франции). После войны потребность истощенных европейских стран в американских кредитах, теперь уже на восстановление экономики, не ослабла. В течение нескольких лет США выделили им более 3 млрд долл. (из них 1,4 млрд Франции и около 0,6 млрд — Великобритании). Общий долг иностранных государств (исключая Германию) США вырос до более, чем 10 млрд долл. Главным должником являлась Великобритания. Финансовое доминирование США расширяло их возможности в ходе политических переговоров.

Высокая экономическая и политическая активность США на мировой арене сочеталась, как ни парадоксально, с приверженностью страны на протяжении всего межвоенного периода доктрине изоляционизма. Совокупность данных дает основание говорить о поддержке изоляционизма большинством американских избирателей. Но мотивы их, как и политиков, различались. К демократическому направлению принадлежало меньшинство изоляционистов. Демократические средства массовой информации настойчиво распространяли ту идею, что мировая война была следствием имперских амбиций великих европейских держав, и по этой причине Америке впредь нужно держаться подальше от европейских союзов, блоков, противоречий. Другую, более влиятельную часть изоляционистов представляли деятели главным образом из Республиканской партии, которые выступали за односторонние, не связанные союзами усилия по достижению экономического и политического доминирования США в мире. Ряд исследователей полагают, что они не могут быть поименованы «изоляционистами», но по формальному признаку они ими были.

На практике американское государство в отношениях с другими странами, среди них великими державами, действовало в высшей степени энергично и ничего «изоляционистского» в его реальной политике не было. Ганс Моргентау, самый известный американский исследователь–международник середины XX в., назвал внешнюю политику президентов США 1920‑х годов «штурмовой дипломатией». Это означало, что американская дипломатия энергично, упреждающе предлагала европейским партнерам не только повестку дня, но и решения, энергично их продвигала, и в результате на международных конференциях принимались ее проекты и планы.

Во внешнеэкономической политике власть следовала уже апробированным доктринам дипломатии доллара и открытых дверей. Инициатива бизнеса по освоению зарубежных рынков всячески поощрялась. В этом случае доктрине изоляционизма не было места даже в риторике. Как изъяснился глава Американской фермерской федерации, «экономическая изоляция не является ни желательной, ни возможной». Страна лидировала по экспорту как товаров, так и капиталов.

Государство, предоставляя «зеленый свет» экспорту товаров и капиталов, не отказывалось от определенной регулирующей роли. Это касалось прежде всего деятельности американских инвестиционных банков. Во второй половине 1920‑х годов власть определила пять нежелательных случаев предоставления банками зарубежных займов: 1) кредиты, используемые заемщиком для ликвидации бюджетного дефицита; 2) используемые для военных целей; 3) используемые против американских компаний; 4) займы государствам, не признанным США; 5) займы государствам, отказывающимся или уклоняющимся от выплаты долгов США. Подчинить банки государственному контролю удавалось с трудом, и он все более ослабевал, особенно после того как с европейскими государствами были заключены компромиссные договоры о погашении военных долгов. Главным финансовым клиентом США быстро стала Германия. По итогам Версальского мира Германия должна была выплатить ее европейским победителям непомерную сумму в 33 млрд долл, (не считая долгового процента). В этой ситуации решительную поддержку Германии оказали США. Еще в ходе Версальской конференции В. Вильсон настаивал на облегчении репараций для Германии. Американская сторона руководствовалась политическими соображениями: чрезмерное ослабление Германии создает почву для подъема в ней левого радикализма, чреватого повторением русского примера.

К политическим соображениям добавлялись весомые экономические. В возрожденной Германии стали видеть одно из главных приложений для американских капиталов и экспорта товаров. В 1923 г. по поручению американского правительства чикагский банкир Ч. Дауэс подготовил план реструктуризации германского долга. Одобренный странами–победительницами, план Дауэса оказался удачей, реанимировав германскую экономику. Сумма репараций сохранялась, но сроки завершения выплат отодвигались на неопределенное время. За шесть лет кредиты Германии в три раза превысили сумму ее репарационных отчислений. Экономика Германии пошла вверх (подъем продолжался вплоть до мирового экономического кризиса 1929-1933 гг.) Но и США оказались в выигрыше: капиталовложения в германскую экономику приносили 9% годовых при среднеевропейской норме в 6,5%

В 1928 г., когда экономический подъем Германии замедлился, план Дауэса был заменен еще более либеральным проектом другого видного американского финансиста — О. Д. Янга.