– Тише ты, Вакадзуки, разбудишь лейтенанта…

– Нет, лейтенанта беспокоить не надо, он ещё птенец, городской и желторотый, его даже жалко, пусть спит…

– И Коскэ тоже не трогай, если он уже дрыхнет. Ты его за целый день замордовал, даром что сын учителя, культурный, не в пример тебе! Рассказывай давай!

Кэндзи с удивлением слушал речь второго старого солдата, такого же рядового первого разряда, как Вакадзуки; у Кэндзи даже появилась мысль, а кто в кузове из них старший? И тут он поймал себя на том, что никто ни разу не назвал этого солдата по имени. «Надо будет завтра поинтересоваться! Хотя зачем? Увижу ли я их когда-нибудь после этой поездки?»

– Ну что там у тебя застряло?

– Ничего у меня не застряло! А что там осталось во фляжке? Эй, Хоккайдо-Саппоро, что там осталось?

– Ничего, господин рядовой первого разряда, ничего не осталось…

– Да? Обидно! А как тебя зовут, Хоккайдо-Саппоро?

– Меня? Рядовой второго разря…

В это время мотор грузовика взревел на очередном подъёме, и Кэндзи не разобрал имени солдата с острова Хоккайдо.

– Вот ещё одна фляжка, тут ещё половина осталась, но ты особо не усердствуй… – услышал Кэндзи слова второго старого солдата, видимо обращенные к Вакадзуки, – что-то ты никак не разгонишься со своей историей или уже спишь?

– Нет! Как можно? – сказал Вакадзуки и забулькал. – Сейчас… – просипел он.

Кэндзи слушал их разговор, напоминавший ему слышанное в детстве ленивое ночное перебрёхивание деревенских собак, и вспомнил:

Крестьяне отказались от сакэ!

А от чего они откажутся ещё,

Когда им будет хуже!

Когда он впервые, давным-давно, в начальных классах услышал это классическое хокку, оно было ему непонятно. Он видел крестьян, которые в праздники с удовольствием пили сакэ, и не представлял себе, что такое может произойти, чтобы они могли от этого отказаться; однако вот же – Вакадзуки пьёт, а другие – нет.

– Короче говоря, эта история о том, как дзоритори Коскэ устроился слугой к знатному самураю Иидзиме и не знал, что Иидзима двадцать лет тому назад зарубил только что купленным мечом работы мастера Тосиро Ёсимицу его отца, тоже знатного самурая, только пьяницу и дебошира. Это было в пригороде, где жила семья этого самурая – отца Коскэ, а Иидзима был там проездом, и его никто не знал.

– А почему Иидзима убил его отца? – ленивым голосом спросил второй старый солдат.

– Пьяный тот был и стал бить слугу Иидзимы, а это так у самураев не полагается…

– А как полагается?

– А полагается, чтобы сам самурай наказывал своего слугу-дзоритори, понял? Так вот я и говорю, что нанялся Коскэ к убийце своего отца…

– Он хотел его убить?.. – не удержался молодой солдат, к которому прочно пристала кличка Хоккайдо-Саппоро.

– Не перебивай, Хоккайдо-Саппоро! Что ты, невежа, всё время выпрыгиваешь, как лягушка, которая хочет из колодца увидеть весь мир! Имей терпение! Он не знал, что Иидзима является убийцей его отца! – повторил Вакадзуки.

– А зачем же он тогда к нему нанимался? – не удержался от вопроса старый солдат.

«Затем, что Иидзима был мастером фехтования на мечах!» – за Вакадзуки договорил про себя Кэндзи, он сразу вспомнил эту ставшую классической пьесу театра кабуки в Токио, ей уже насчитывалось почти двести лет.

– …А затем, что Иидзима был знатнейший в округе фехтовальщик на мечах школы синкогэ рю. Но самое интересное тут другое: когда Коскэ рассказал, зачем он хочет наняться к нему слугой, тот сразу вспомнил, что это он убил его отца, и…

– Убил Коскэ!!! – Кэндзи услышал в голосе второго старого солдата нотку проснувшегося азарта.

– Ну и вовсе нет! Он, наоборот, стал его обучать искусству фехтования! Но вы все время перебиваете меня! Что там ещё во фляжке, осталось что-нибудь?

– Осталось, но ты успеешь раньше напиться, чем расскажешь! – На сей раз Кэндзи услышал в голосе второго старого солдата издёвку.

– Больно ты строг, господин рядовой первого разряда!

– Хоккайдо-Саппоро, дай ему глоток!

Кэндзи услышал сипение и глотки, как будто бы Вакадзуки глотал не жидкую водку, а свой собственный кадык.

– Хэ-э-э-э! – выдохнул Вакадзуки. – Ну вот, так-то лучше! А потом было самое интересное, потом Коскэ узнал, что служанка этого самого господина Иидзимы спуталась с родственником его соседа, тоже самурая…

– А куда смотрела жена Иидзимы?

Вакадзуки помолчал и с трудом выдавил из себя, видимо, крепкая водка основательно перехватила ему горло:

– Она умерла. Она незадолго до своей смерти привела в дом эту самую служанку, а после её смерти Иидзима стал жить с этой служанкой как с женой, и она стала в его доме хозяйкой… подлая баба!

– А Иидзима этого не знал?

– Вы всё время забегаете вперёд, ну вас совсем!

– Так ты не рассказываешь, а плаваешь, как священный карп в небесной воде!

– Тоже мне нашёл сравнение! Священный карп – он и есть священный карп, а я кто?

– А ты, Вакадзуки, хреновый рассказчик! Вот ты кто!

В кузове повисла тишина, и Кэндзи осторожно прокашлялся.

– Ну вот! Раз будили-таки лейтенанта! Господин лейтенант, вы спите? – Это был голос Вакадзуки.

Кэндзи промолчал.

– Так рассказывать или нет? – с обидой шёпотом спросил он.

– Валяй, нам ехать ещё до утра, а спать нельзя!

– Тогда не подначивай!

– Ладно, не буду!

– Так вот, нанялся Коскэ к Иидзиме слугой, и тот стал обучать его искусству меча! Коскэ был очень честный слуга и со всем рвением служил своему господину. Однажды, когда он ночью обходил с дозором ограду вокруг дома своего господина, а тот в это время был старшим на дежурстве у князя, то увидел, что садовая калитка открыта и рядом с ней стоят чужие гэта. Он стал тихо обыскивать дом и обнаружил, что в покоях служанки кто-то есть. Он прислушался к разговору и узнал, что они – это служанка и её любовник, который к ней тайно пришёл, – задумали убить господина…

Кэндзи слушал знакомую с детства историю, он смотрел её в театре кабуки, пьеса называлась «Пионовый фонарь», он помнил сцену, когда дзоритори Коскэ обнаружил около задней калитки дома своего господина чужую обувь и подслушал служанку и её любовника, и очень переживал, потому что любовник и служанка в свою очередь обнаружили Коскэ и стали его шельмовать перед господином, и даже подстроили так, что обвинили Коскэ в краже у господина ста золотых монет; им очень нужно было, чтобы господин уволил Коскэ или, лучше всего, зарубил его, тогда никто не помешал бы им тайно расправиться с самим господином. Кэндзи слушал, иногда на короткое время он забывался сном, а когда просыпался, то снова слышал рассказ Вакадзуки и тишину, в которой его слушали солдаты.