«Да! – подумал он. – Чем же я сейчас лучше Сорокина?»

Сквозь щели между пологом и бортами кузова лучился тонкий свет, он растворялся внутри и создавал в углах сумерки, вдруг полог робко отодвинулся, и простреливший внутренность кузова яркий луч заставил Кэндзи сощуриться и отгородиться ладонью.

– Господин лейтенант! Вы уже проснулись?

Между бортом и пологом появилась чёрная в контрастном свете голова в каскетке.

– Кто это? – наклоняя голову то в одну сторону, то в другую и стараясь уклониться от слепящего луча, спросил Кэндзи.

– Это я, господин лейтенант, рядовой второго разряда…

– Коскэ! – угадал по голосу Кэндзи.

– Так точно! Вас ждут в штабе, а меня назначили вашим ординарцем!

Кэндзи показалось, что в голосе молодого солдата звучат радостные нотки, его эта новость тоже обрадовала, но на всякий случай он спросил:

– А кто назначил?

– Подпрапорщик Куроки, господин лейтенант…

– А где сам подпрапорщик и остальные… – Он хотел сказать «из нашей машины», но запнулся и сказал: – Солдаты?

– Остальных погнали… – Коскэ тоже запнулся, – остальным приказали идти на склад и взять лопаты и кирки…

– Земляные работы? А почему вас не отправили с ними? – Кэндзи разговаривал полулёжа, привстав на локтях, ему очень хотелось всласть потянуться, но Коскэ уже загремел замками борта, и Кэндзи стал подниматься – было неудобно разговаривать с солдатом лёжа. Он нагнулся вперёд, уцепился за стойку скамейки и почувствовал, как ноют спина и шея. «Всё-таки отлежал!» – подумал он. В это время Коскэ уже забрался в кузов, держа в руках стопку аккуратно сложенной формы.

– Почему не отправили? А я, господин лейтенант, наверное, произвожу впечатление больного и слабого, но я им не противоречу, пусть думают что хотят!

– Вас когда призвали? – спросил Кэндзи.

– В марте этого года!

«В марте этого года!» – с удивлением подумал он. О всеобщей мобилизации, которая была объявлена в марте 1938 года, было известно; в штабы было сообщено о подготовке больших учений, но, видимо, в какой-то момент он не услышал или не прочитал, что мобилизованных направляют в части и подразделения, расквартированные за границами Японии, поэтому он удивился, но не подал виду.

– Так что? Зачем им раздали лопаты и кирки? Укреплять пограничные сооружения?

– Не знаю точно, я краем уха слышал, что помогать артиллеристам…

«Вот как? – подумал Кэндзи. – Интересно, что на границе делает артиллерия, которой требуется помощь пехоты?» – но он опять не стал ничего уточнять.

– Я, господин лейтенант, если честно сказать, очень обрадовался, когда подпрапорщик Куроки сказал, чтобы я помогал вам и был у вас ординарцем.

– Почему? Вы не хотели идти на тяжёлые работы? – Кэндзи уже поднялся и разминал спину и шею, хотя это было непросто потому, что кузов оказался необыкновенно низким, чего ночью он даже не заметил. Он спросил это нарочито строго, Коскэ на секунду замер и удивлённо посмотрел на него.

– Никак нет, господин лейтенант! – Он ответил чётким и звонким голосом, каким обычно солдаты отвечают на вопросы старших по званию. – Мне было всё равно, куда идти, мне привычно, – и неожиданно, совсем как гражданский, пожал плечами, – просто этот Вакадзуки… извините, рядовой первого разряда Вакадзуки, – он смолк и, стоя, так же как Кэндзи, пригнув голову из-за низкого тента, переступал с ноги на ногу, – он какой-то… он всё время тиранил меня из-за моего имени… а сегодня Куроки, извините, подпрапорщик Куроки, застал его пьяным…

«Тиранил»! – мысленно повторил за ним Кэндзи. – Странный этот Коскэ. – Он слушал солдата и думал: – Судя по всему – грамотный!»

– Я просто рад, что меня отправили не с ними, а вы, господин лейтенант, сразу видно, что из старинного самурайского рода, я буду рад вам служить, как настоящий асугйру! Вот ваше обмундирование! Вы переодевайтесь, а я подожду там, – сказал он, махнул рукой в сторону полога, отодвинул его и спрыгнул.

Перед тем как спрыгнуть, Коскэ вытащил из-под мышки сложенный лист обёрточной бумаги, расстелил его на скамейке и положил комплект выглаженного обмундирования; сделав это, он, пригибаясь под тентом, не совсем ловко повернулся и по инерции не то что спрыгнул с борта кузова, а скорее вывалился наружу. Кэндзи увидел это, усмехнулся и вспомнил поговорку «Исогэба маварэ!». Он стал снимать надетые на нём брюки и подумал: «Как хорошо это звучит по-японски – «Исогэба маварэ!», и как странно звучал бы русский перевод – «Торопишься – обойди!».

– Господин лейтенант, вот ваши сапоги! – послышался голос Коскэ, и в щель просунулась рука с парой новых блестящих, начищенных сапог.

– Спасибо! – испытывая неловкость перед такой услужливостью, промолвил Кэндзи. – А как вы узнали…

– А вот ваши туфли. – Из-за полога снова протянулась рука и поставила на дощатый настил туфли. – Подмерял прямо под них. Вы мне отдайте всё ваше, в чём вы ехали, и я всё это отнесу в вашу комнату…

– Каку… – От неожиданности успел выговорить только часть слова Кэндзи, но замолчал и подумал: «А чего я спрашиваю? Он лучше меня всё знает, хотя и молодой совсем!»

– Давайте, давайте, господин лейтенант, не стесняйтесь, если я ваш асугиру! Я и буду вашим настоящим асугиру!

«Асугйру – это хорошо! Только асугиру не полагались штаны, – а ты в штанах, – а только набедренная повязка и короткое кимоно; хакама полагались только самураям, хотя где это видано, чтобы рядом с самураем не было асугиру?» Кэндзи понравилась игра, в которую играл Коскэ.

Он надел чистое, пахнущее свежей глажкой тонкое нижнее бельё, натянул галифе, сел на скамейку и почувствовал, как толстое сукно непривычно, но приятно натянулось на коленях. Он взялся за правый сапог и стал его натягивать, пятка застряла в узком бутылочном горле голенища и не просовывалась. От сапог остро пахло складом, скипидаром и новой кожей.

– А вы встаньте и топните ногой, пятка и проскочит! – крикнул из-за полога Коскэ.

Кэндзи, не разгибая спины, встал, выпрямил ноги, потянул пальцами за широкие матерчатые петли внутри голенища и надавил. Пятка, одетая в чистый шелковый носок, проскочила и уютно вставилась на своё место; он облегчённо вздохнул и распрямил спину.

– Ну как? Получилось? У меня тоже это плохо получалось, когда я в первый раз надевал эти грубые башмаки, а потом ничего, привык.

– А как вы оказались в армии, Коскэ? – Покряхтывая, Кэндзи начал примериваться ко второму сапогу.

– А случайно, господин лейтенант! Я не должен был оказаться в армии – я единственный сын у матери. Но староста нашей деревни обиделся на моего отца за то, что он сделал себе сэппуку в тридцать шестом, когда у них не получилось с путчем. Хотя мой отец не был самураем, а всего лишь школьным учителем, а староста сказал, что мой отец и вся наша семья – враги нашего императора, и отдал меня в армию вместо сына своего старшего брата…