A вот и забавная история: я попросила прибавку, так как мне прибавили денег на другой секретарской работе. Я просила у нее прибавку именем капитализма и свободного рынка, однако она отказала. Тогда я сказала: «Ах так, я не намереваюсь больше работать на вас за эти деньги. Я заслуживаю большего». И перестала работать. Она передумала.

Я отказалась работать не в качестве уловки или шантажа. Просто потому, что работа не стоила этих денег. Она была слишком тяжелой. С ней было трудно работать, потому что она ненавидела житейские мелочи. И это было утомительно.

Она что-нибудь сказала о причине, заставившей ее отказать вам в прибавке?

Она решила, что она и так платит мне слишком много. Айн была очень экономной.

И когда именно вы работали у нее?

Наверно, с 1980 по 1982 год. До самой ее смерти.

Опишите мне свой обычный рабочий день у мисс Рэнд.

Я приходила к ней не слишком рано утром в субботу. Она встречала меня у двери и отпирала оба замка, внешний и внутренний, причем не торопясь — она вообще была не слишком быстрой, во всяком случае, в старости. Она приветствовала меня, неспешно и любезно: «Здравствуйте, как поживаете?» После этого мы направлялись в столовую — к столу, за которым мы работали. Она предлагала мне какое-нибудь питье, обязательно на подносе. Кажется, мы всегда начинали со счетов, я выписывала ее чеки, a она подписывала их. Она сама вскрывала свои письма ножичком для бумаг, а потом передавала их мне. Она просматривала все свои чеки. Она любила, чтобы все чеки были выписаны одним, особенным образом, и мне приходилось следовать образцу.

Что было в нем особенного?

Скажем, вам надо заплатить сорок четыре доллара, и она требовала, чтобы вы приписали сзади два маленьких ноля, потом знак деления и «xx» под ним. Так надежнее. Она была очень осмотрительна в отношении денег. После того как мы заканчивали с ненавистными счетами, я подводила баланс ее чековой книжки. Потом мы переходили к письмам почитателей. Она всегда разделяла их на две стопки: те, которые были ей приятны, и те, которые приятными не были. Начинали мы с неприятных.

Почему вы начинали с неприятных?

Чтобы ответить.

Зачем же было отвечать?

Потому что письма эти требовали ответа. Авторы этих писем задавали ей вопросы или сообщали вещи неправильные, иррациональные или неточные. Или задавали ей такие философские вопросы, которые подразумевали, что они не знают, о чем говорят. Она должна была их поправить.

Но почему не сфокусировать свое внимание на тех, кто аплодировал ей или благодарил ее?

Я спрашивала ее об этом: «Почему вы так поступаете? Разве необходимо ответить хотя бы на одно из них?» Ведь это столь утомительно для нее. Я сказала ей: «Вы написали Атланта не для того, чтобы отвечать на письма читателей». Хорошие, добрые письма ей нравились. Иногда она бывала очарована теми простыми словами, которые писали ей люди. Иногда ей присылали совершенно чудесные письма, всякий раз, по сути дела, одно и то же, но вот на этот раз кто-то из Айовы, к примеру, сумел найти особенно выразительные слова.

И как она ответила на заданный ранее вами вопрос: «Зачем вы делаете это»?

Никак. Пожала плечами. Иногда письма приводили ее в негодование. Она рвала некоторые из этих писем в мелкие клочки, потому что у нее уже не было прежней энергии. Она ходила медленно, время от времени задыхалась. После работы над счетами она всегда откидывалась на спинку стула и говорила: «Как я устала». Она опускала руки вниз и говорила: «Я больше не могу. Я больше не вынесу этого». Тогда мы переходили обратно к плохим письмам. И тут невероятным образом эта невозможно слабая, не способная ни к чему более старушка превращаясь в вулкан, рвала на кусочки толстую бумагу. И что интересно, она всегда аккуратно складывала обрывки или аккуратно спускала их в мусорную корзину. Это всегда забавляло меня.

Не осталось ли в вашей памяти содержимого какого-нибудь из писем, положительного или негативного?

Помню только то, что как раз когда я начинала работать у Айн Рэнд, ей прислал письмо старый друг из Голливуда. Она передала мне его в качестве теста и спросила: «Что вы думаете об этом письме?» Я прочла его, и она сказала: «Как вы поступите? Покажете мне это письмо или ответите самостоятельно: мисс Рэнд благодарит вас, однако она не имеет возможности лично отвечать на все письма?» Это был знаменитый голливудский художник по костюмам, работавший в многих фильмах.

Случайно не Уолтер Планкетт?

Да. Это он. O, это было чудесное, дружеское письмо, и она была очень рада весточке от него.

В качестве основного художника по костюмам он работал над таким фильмом, как Унесенные ветром. Их знакомство началось в те дни, когда она работала костюмером в RKO в 1929–1932 годах.

Таким был этот тест. Она сказала: «Что бы вы сделали с этим письмом, если бы я не обратила на него ваше внимание?» Таким образом, она дала мне следующий урок: если пришло письмо от очень старого знакомого или человека, претендующего на былую дружбу с ней, нужно обязательно показать ей это письмо. Она реагировала на письмо совсем не так, как на основную массу писем. Глаза ее вновь озарились прежним теплом и красотой.

Рассказывала ли мисс Рэнд вам что-нибудь о том времени, когда она работала с мистером Планкеттом или в костюмерной?

Возможно, но уже этого не помню. Она не принадлежала к тем людям, которые станут распространяться о своих друзьях. Она не была хвастлива. И никогда не вдавалась в подробности относительно тех людей, с которыми была знакома, чтобы произвести на тебя впечатление. Сама она была человеком бесстрастным и не испытывала нужды производить впечатление на людей. Мне нравилось работать у нее в кое-каких отношениях, но в других, таких как заполнение счетов, это было весьма обременительно, потому что она терпеть не могла это занятие.

Вот одна из тех вещей, которые привлекали меня в ней: в докомпьютерные времена секретарю обыкновенно приходилось перепечатывать все письмо, если была допущена одна-единственная опечатка. И когда я начинала работать у нее, если я делала ошибку, она зачеркивала ее, исправляла собственной рукой и отсылала письмо. Я считала такие поступки верхом благородства. Ей не нужно было производить впечатление на кого бы то ни было. Это дало мне важный урок в отношении жизни и произведения впечатления на прочих людей. Когда я вижу людей, которым необходимо, чтобы все у них было идеально, дабы произвести впечатление на всю окрестность, чем бы они ни занимались, бизнесом или чем другим, я всегда вспоминаю об Айн Рэнд и о том, что это ничего не значит. Словом, мне было приятно подобное отношение, потому что я допускала массу опечаток.

И она никогда не ругала вас за это?

Никогда! Даже когда я печатала сценарий для мини-сериала по роману Атлант расправил плечи. Видели бы вы, сколько ошибок я сделала, и она не сказала мне ни слова. Я даже не знаю, правильно ли назвать ее в этой ситуации «доброй». Она просто не считала этот факт существенным. Но уверяю вас, в свои более молодые годы она обращала внимание на чистоту печати, потому что если взять ее рукописи и переписку, вы увидите, что они отпечатаны идеально.