Наконец последний вождь присягнул Орику на верность, и к трону потянулись главы гильдий. Затем после краткого перерыва Орик сделал приглашающий жест Эрагону, и тот медленным, размеренным шагом двинулся к трону между рядами гномов в воинских доспехах. Преклонив колено, Эрагон, как член Дургримст Ингеитум, принес Орику клятву верности, обещая верно ему служить и защищать его. Затем, уже в качестве посланника Насуады, он поздравил Орика от ее имени и от имени ее подданных и сказал, что вардены обязуются оказывать ему всяческую помощь и поддержку.

Как только Эрагон отошел от королевского трона, туда потянулась бесконечная череда гномов, желавших непременно заверить нового короля в своей преданности и верности.

Все это растянулось на несколько часов. Затем последовала церемония преподнесения даров. Каждый из присутствующих приготовил Орику свой подарок и преподнес его от имени своего клана или гильдии. В том числе были подарены, например: золотой кубок, до краев заполненный рубинами и алмазами; нагрудник из заколдованной кольчужной брони, непробиваемой для любого клинка; гобелен в двадцать футов длиной, сотканный из мягчайшей шерсти, вычесанной из бород горных козлов фельдуностов; агатовая пластина с выгравированными на ней именами всех предков Орика; кинжал с кривым лезвием, вырезанный из зуба дракона, и множество других драгоценных подарков. Орик в ответ одаривал гномов ценными перстнями.

Эрагон с Сапфирой были последними, кто преподнес Орику свои дары. Снова опустившись на колено у подножия трона, Эрагон достал из-под туники золотой браслет, выпрошенный им вчера у гномов, протянул его Орику и сказал:

— Вот мой тебе подарок, король Орик. Не я изготовил этот браслет, но я наложил на него такие заклятья, которые вечно будут оберегать тебя. Пока ты носишь его, можешь не опасаться никаких ядов. А если убийца попытается ударить тебя клинком, пронзить тебя стрелой или копьем, то оружие его никогда не достигнет цели. Этот браслет сможет защитить тебя даже от самых злобных магических чар. Есть у него и кое-какие иные достоинства, которые ты, не сомневаюсь, сочтешь весьма полезными, если жизнь твоя подвергнется опасности.

И Орик с поклоном принял дар Эрагона. — Твой дар представляется мне весьма ценным, Губитель Шейдов, — сказал он громко и на глазах у всех надел браслет на левую руку.

Следующей была Сапфира, которая постаралась, чтобы ее мысли дошли до всех присутствующих.

«А вот и мой тебе подарок, король Орик», — сказала она и, клацая когтями по полу, прошла мимо трона и остановилась перед помостом, на котором был установлен Звездный Сапфир. Она положила передние лапы на край помоста, и толстые балки заскрипели под ее тяжестью, но выдержали. Прошло несколько минут, но ничего не происходило. Сапфира, стоя в прежней позе, не сводила глаз с огромного самоцвета.

Гномы, не мигая и не дыша, наблюдали за ней. «Ты уверена, что сумеешь это сделать?» — не выдержал Эрагон, понимая, что мешает ей сосредоточиться.

«Не знаю, — ответила она. — Когда мне раньше доводилось воспользоваться магией, что бывало нечасто, я даже не задумывалась об этом. Я просто желала изменить что-то, и оно менялось… Полагаю, мне придется еще немного подождать, чтобы для восстановления сапфира настал подходящий момент».

«Давай я тебе помогу, а? Я ведь могу послать свою магическую энергию через тебя».

«Нет, маленький брат. Это моя забота, не твоя». И тут по залу разнесся голос, низкий и чистый, выводя медленную, немного тоскливую мелодию. Певцу один за другим стали вторить голоса невидимого хора, так что вскоре весь Тронжхайм наполнился звуками этой прелестной жалобной мелодии. Эрагон хотел было попросить гномов замолчать, но Сапфира не дала:

«Пусть себе поют, они мне не мешают».

И хотя Эрагон не понимал ни слова, но по интонациям, по характеру музыки догадался, что это плач по утраченному, тому, чего больше уж нет, по таким святыням, как Звездный Сапфир. И под конец песни обнаружил, что вспоминает свою прошлую, невозвратную жизнь в долине Паланкар, а глаза его полны слез.

К его удивлению, оказалось, что и Сапфиру охватило столь же задумчивое, меланхолическое настроение, хотя обычно печаль и сожаления отнюдь не были свойственны ее натуре. А потому удивленный Эрагон готов был даже расспросить ее, что с ней происходит, но не решился, почувствовав в глубине ее души некое странное волнение, словно пробуждалась потаенная, очень древняя часть ее существа.

Песня закончилась на длинной вибрирующей ноте, и, когда она окончательно смолкла, по всему телу Сапфиры словно прокатилась волна энергии, причем настолько мощная, что Эрагон даже охнул от неожиданности. Сапфира склонила голову и прикоснулась к Звездному Сапфиру кончиком носа. Расходящиеся во все стороны трещины, покрывавшие гигантский самоцвет, ярко вспыхнули, подобно шаровым молниям, и поддерживавшие камень строительные леса затрещали и развалились, явив глазам присутствующих Исидар Митрим в его былом великолепии, целым и невредимым, хотя и не совсем таким, как прежде. Цвет его стал теперь еще более глубоким и насыщенным, приобретя даже некий красноватый оттенок, а внутренние лепестки розы были пронизаны тускло-золотыми прожилками.

Гномы потрясенно молчали, не сводя глаз с прекрасного самоцвета. А потом зал словно взорвался криками; все вскочили на ноги, выкрикивая поздравления, слова благодарности и аплодируя Сапфире с таким энтузиазмом, что, казалось, в Тронжхайме грохочет могучий водопад. Дракониха чуть поклонилась толпе и отступила от Звездного Сапфира назад, к Эрагону, давя лапами рассыпанные по полу розовые лепестки.

«Спасибо», — сказала она ему.

«За что?»

«За помощь. Это ты своими эмоциями указал мне правильный путь. Без тебя я бы могла тут и несколько недель простоять, пока меня не посетило бы необходимое вдохновение».

Орик поднял руки, успокаивая толпу, и провозгласил: — От имени всей нашей расы благодарю тебя, о, Сапфира, за твой драгоценный подарок! Ты восстановила сегодня гордость нашего королевства, и мы никогда этого не забудем. И пусть никто и никогда не считает наш народ неблагодарным, ибо отныне и до конца времен имя твое будет воспеваться всеми кнурлан, и песни эти будут всегда исполняться во время наших зимних празднеств, когда мы перечисляем всех наших величайших Мастеров и Отцов-Основателей. А когда Исидар Митрим вернется на прежнее место, имя твое будет выбито на его оправе рядом с именем Дюрока Орнтхронда, который впервые огранил этот драгоценный камень. — И, поклонившись Эрагону и Сапфире, Орик прибавил: — Вы еще раз продемонстрировали дружеское отношение к нашему народу, и это бесконечно меня радует, ибо своими действиями вы в очередной раз подтвердили, сколь мудро поступил мой приемный отец, приняв вас в члены Дургримст Ингеитума.

Когда наконец были завершены все многочисленные ритуалы, связанные с коронацией, когда Эрагон помог Сапфире освободиться от шерсти, застрявшей у нее между зубами — мерзких, скользких и довольно вонючих комков, после возни с которыми ему ужасно хотелось как следует вымыться, — они оба приняли участие в банкете, устроенном в честь Орика. Празднество было шумным и разгульным и длилось до глубокой ночи. Гостей развлекали жонглеры и акробаты, а труппа актеров сыграла пьесу под названием «Аз Сартосвренхт рак Бальмунг, гримстборитх рак Квисагур», что, как сообщил Эрагону Хундфаст, означало: «Сага о короле Бальмунге из Квисагура».