Поскольку контрразведчики проявляли повышенное внимание к лицам мужского пола, вместо них в белогвардейский тыл направлялись подростки, инвалиды, а также женщины, которые, следуя за солдатами в качестве их жен, сеяли замешательство, частные неудачи белогвардейцев преподносили в преувеличенной форме, что пагубно влияло на настроение войск. В результате такой пропаганды во вновь сформированных частях чувствовалась дезорганизованность, были случаи отказа идти в бой, а также убийства своих командиров[1427]. «Советская пропаганда, пожалуй, самое страшное оружие», – констатировала деникинская газета «Жизнь» в 1919 г.[1428]

Успехи советской агитации руководители деникинских спецслужб не без основания объясняли усталостью населения от войны, удорожанием жизненного уровня, победами красных частей и разочарованием в помощи союзников[1429].

Активно работали большевистские агитаторы и на Севере России. Результатом их деятельности в январе – феврале 1919 г. стало падение дисциплины в войсках белогвардейцев и интервентов. В частях участились случаи дезертирства и перехода солдат на сторону красных, иногда целыми подразделениями.

ВРС не только фиксировала факты активной деятельности большевистских агитаторов в войсках, но и по мере возможности ей противодействовала. Иногда успешно. Так, весной 1919 г. отделение военно-полевого контроля Онежского района раскрыло большевистскую группу из 7 человек, занимавшуюся разведкой и агитацией среди русских солдат и союзников[1430].

Во второй половине марта 1919 г. военные власти получили сведения о существовании в Архангельске подпольной солдатской организации. В результате были задержаны, а затем расстреляны чины военно-контрольной команды Пухов и Шереметьев, солдаты 1-го Северного стрелкового полка и 1-го автомобильного дивизиона. За подготовку перехода на сторону противника контрразведка арестовала солдат 2-го отдельного артиллерийского дивизиона. Спецслужбы раскрыли заговор в 7-м Северном полку[1431].

Тем не менее принимаемые военным контролем меры не смогли предотвратить развал армии. В апреле под влиянием большевистской пропаганды 300 солдат 3-го Северного стрелкового полка перешли на сторону красных. В ночь с 6 на 7 июля вспыхнул мятеж в районе Топса-Троица в первом батальоне Дайеровского полка, сформированном из пленных красноармейцев и заключенных губернской тюрьмы[1432]. Совместными действиями интервенты и белогвардейцы подавили восстание.

Особенно чувствительным ударом для союзников и белогвардейцев было восстание солдат 5-го Северного стрелкового полка, которые, арестовав весь офицерский состав, с оружием перешли на сторону Красной армии. Органы контрразведки оказались не в состоянии противодействовать организации восстаний: на Пинеге в 8-м полку, затем на Двине в Славяно-британском легионе, в 6-м полку на железной дороге.

Однако выявление большевистских подпольных групп и аресты коммунистов не могли воспрепятствовать волне восстаний в частях и массовым переходам солдат к противнику, приведших к срыву наступления белых.

В начале января 1920 г. был раскрыт заговор солдат Шенкурского батальона, подговаривавших офицеров своей части не подчиняться приказам правительства. В Архангельске сотрудники военно-регистрационной службы обезвредили большевистского агента, выдававшего себя за белого офицера-перебежчика[1433].

6 февраля 1920 г. контрразведка, получив сведения от лежавшего в лазарете матроса, раскрыла заговор в одной из морских рот Железнодорожного фронта. Целью этой подпольной группы, связанной с большевистской организацией в 3-м Северном стрелковом полку, было открытие фронта в момент наступления частей Красной армии. 11 заговорщиков арестовали, однако их сообщники в полку сумели поднять восстание и перешли на сторону противника. В ходе наступления частей 6-й армии фронт был прорван на одном из самых важных участков[1434]. 19 февраля Архангельск заняли красные.

Возглавлявшие армейские органы безопасности Колчака бывшие жандармские офицеры прекрасно понимали, что за армией нужен пристальный негласный надзор.

В Сибири политические взгляды генералитета и офицерства были весьма пестрыми: скрытые сторонники монархии, приверженцы Учредительного собрания и Земского собора, казачьи сепаратисты и лица, придерживавшиеся проэсеровских взглядов. Правые офицерские круги и казачество в ноябре 1918 г. сместили власть Директории. Придя к власти, А.В. Колчак в одном из своих первых приказов отмечал: «Все офицеры, все солдаты, все военнослужащие должны быть вне всякой политики… Всякую попытку из вне и внутри втянуть армию в политику приказываю пресекать всеми имеющимися в руках начальников и офицеров средствами»[1435].

4 марта 1919 г. Совет министров отменил постановление Временного Сибирского правительства от 23 августа 1918 г. «Об устранении армии от участия в политической жизни» и утвердил ограничения по участию в политической и общественной жизни. Военнослужащим запрещалось: состоять в политических организациях; присутствовать на собраниях, где обсуждались политические вопросы; участвовать в противоправительственной агитации; публично произносить речи и суждения политического характера; принимать участие в митингах и сходках; состоять на службе в городских, земских и других общественных учреждениях; заниматься литературной деятельностью без разрешения своего начальства[1436].

Подавляющее большинство белых офицеров поддерживали идею «непредрешения» и по своей сути являлись аполитичными. Однако неправильным было бы представлять таковым весь офицерский состав колчаковской армии. В ней служили офицеры монархических взглядов, как радикальных, так и умеренных, а также сторонники социалистических и либеральных идей.