Правители других кварталов попрятались и благоразумно помалкивали. Они бы все равно не смогли овладеть ситуацией, справиться с народным гневом и всеобщим опьянением. Они не настолько глупы, чтобы попытаться сделать это. Они выжидают.

Все страхи, все негодование и неуверенность, все, что накипело у горожан за последние недели и месяцы, осадок от всех проглоченных сомнений, — вот что движет этим порывом. Этим мятежом. Необыкновенная, невероятная история Хедригалла освободила их, придала уверенности, которой им не хватало.

Они разворачивают город.

Беллис не видит ни мародерства, ни насилия, ни пожаров, не слышит оружейной стрельбы. Все, что произошло, имело одну цель. И эта цель — не погибнуть, выбраться из этого страшного моря живыми. Аванк все еще болен, но он двигается, и Беллис, глядя на звезды, понимает, что они держат путь к Вздувшемуся океану.

Она этого хотела. Каждая миля, отдалявшая Беллис от Нью-Кробюзона, была ее поражением. Она испробовала все, чтобы развернуть этот долбаный город, чтобы вернуться домой, и вдруг ее усилия совершенно неожиданно увенчались успехом.

«Как это произошло?» — думает она, чувствуя себя так, точно праздновала собственную победу, а не оставалась недоуменным и счастливым наблюдателем.

Она знает, что ее беспокоит. У нее есть вопросы и обиды. Она помнит, что видела в глазах Доула. «Опять меня использовали, — думает она с ужасом и удивлением. — Опять меня использовали».

Она запуталась в этом сложном клубке манипуляций, жертвой которых стала. Ей не распутать этот клубок. Еще не пришло время.

Из ракет, которыми сигналили штурманам на лебедках, устроили шумный безвкусный фейерверк. Это было празднование, это был вызов — мятежники словно говорили: нам они больше не понадобятся, эти ракеты.

Небеса на востоке стали проясняться, но еще не для всех закончилось исступленное веселье.

Беллис стояла на «Гранд-Осте» неподалеку от входа в коридор, где находились покои Любовников. Она ждала — уже какое-то время. Она помнила, что сказала Любовница: «Я не стану просить тебя присоединиться ко мне». Что-то подходило к концу, и Беллис хотела быть свидетелем этого.

На палубе были другие люди, в большинстве уже усталые и пьяные. Они распевали песни и смотрели на море, но, когда на палубе появилась Любовница в сопровождении Утера Доула, все смолкли. Был один миг, угрожающий миг, когда присутствовавшие вспомнили о своем гневе, — боги знают, что могло бы случиться. Но это настроение быстро улетучилось.

Любовница несла туго набитые тюки. Она не смотрела ни на кого, кроме Доула. Беллис увидела, что в одном из тюков — случайница, этот необычный инструмент Доула.

— Это все? — спросила Любовница.

— Все, что я собрал, кроме моего меча, — кивнул он.

Лицо Любовницы хранило мрачное выражение. Спокойное и решительное.

— Лодка готова? — спросила она. Доул кивнул в ответ.

Они шли вместе под взглядами пиратов, и никто не остановил их. Они шли к правому борту «Гранд-Оста» и улочек, петлявших по притиснутым друг к другу судам, к гавани Базилио за ними. Беллис не отрывала взгляда от дверей. Она ожидала, что следом появится Любовник, позовет назад свою любовницу или подбежит к ней и скажет, что идет с нею, что ничто не может их разделить, но он так и не появился.

Они никогда не были друг другом. Они никогда не стремились к одной цели. Видимо, лишь волею случая зашли они вместе так далеко.

У борта «Гранд-Оста» Любовница остановила Утера Доула и оглянулась, чтобы в последний раз взглянуть на корабль. Солнце еще не взошло, но небо посветлело, и Беллис ясно увидела лицо Любовницы.

По правой щеке, от виска до подбородка, тянулся новый шрам. Он отливал едва заметным слоем бальзама, похожего на лак. Он был глубоким, темно-красным и пересекал несколько прежних, старых шрамов, словно зачеркивая, отбрасывая их.

Беллис ни разу не слышала никаких рассказов об этом последнем путешествии, что удивляло ее. Все последующие дни и недели, когда только и говорили, что о ночи мятежа, она ни разу не слышала о Любовнице и Утере Доуле, спокойно прошедших по городу, который утомился и пресытился своим бунтом.

Но она могла представить себе их путь. Она видела, как невозмутимо идут они вперед — Любовница, печальная и задумчивая, оглядывается, запоминает черты города, которым она соуправляла столько лет. Вот она поудобнее перехватывает тюк, ощущая вес всех книг, содержащих тайную науку, брошюр о добыче возможностей, о древних машинах, подаренных ей Доулом.

Доул идет рядом с ней. Рука его лежит на эфесе меча, он готов защитить Любовницу в последние ее минуты пребывания в Армаде. Была в этом какая-то необходимость? Нужно ли было ему вмешиваться? Беллис никогда не слышала, чтобы он убивал армадцев.

И осталась ли Любовница действительно в одиночестве?

Трудно было поверить, что после стольких лет пребывания в Армаде не нашлось никого, готового последовать за ней. Ее убеждения расходились с грубым меркантилизмом, который управлял Армадой, но наверняка среди граждан города нашлись бы и такие, кому вовсе не чужда была ее логика. Сама по себе она не могла бы управлять кораблем, даже самым маленьким. Беллис проще было представить себе, как, идя по городу, Любовница увлекает за собой людей, которые прятались до поры до времени, а теперь, почуяв ее приближение, решили присоединиться к ней. Чуждые своим соседям и подчиняющиеся другим порывам, они идут следом за Любовницей и Утером Доулом, Шагают с ней в ногу, уже собрав вещи, готовые оставить свой город.

Романтики, выдумщики, неудачники и сумасшедшие. Беллис воображала, как они идут за Любовницей.

Она не могла не представлять себе, что, когда Любовница появилась из-под свесов крыш и пересекла пустующие склады порта, ее уже ждала небольшая группа приверженцев. Беллис воображала, как они присоединяются к Любовнице на палубе заранее подготовленного судна, как прощаются, как помогают ей запустить двигатели, отдать концы.

Но Беллис ничего не знала наверняка — возможно, Любовница отбыла в одиночестве.

Беллис знала только, что почти час спустя, когда солнце едва взошло и почти не успело рассеять темноту, из узкого входа в гавань Базилио вышел корабль и направился в море. Корабль был невелик. Его палубу загромождали краны и лебедки, всевозможные механизмы и котлы, о назначении которых Беллис даже не догадывалась. Суденышко выглядело хорошо оснащенным и чистым.

Беллис видела его не очень отчетливо. Она смотрела на него над неправильными контурами городских крыш, над этими плоскими и наклонными, серыми и красными листами металла, черепицы, бетона. Она видела, как движется суденышко сквозь подсвеченный солнцем утренний туман, мимо других судов, надежно причаленных в порту, как движется сквозь промоину в корабельной ткани города.

Она видела, как повалил черный дым из трубы судна, когда непонятные и сильные течения Скрытого океана подхватили его и понесли прочь.