Солнце припекало голову и плечи, лёгкий ветерок приносил запах воды от берега в двух сотнях шагов справа.

Около полудня они с братом заметили впереди двух путников. Близкие родичи, решила Хетан, когда подошла ближе. Оба довольно низкорослые, но крепкие, черноволосые, они медленно шагали рядом почти у самого берега.

Похожи на баргастов, но такого клана Хетан и Кафал не знали. Вскоре они поравнялись с двумя незнакомцами.

Взгляд Хетан сразу впился в мужчину, пробежался по удивительным шрамам, исчертившим его тело.

— Привет вам, незнакомцы! — окликнула она путников.

Оба повернулись, их явно удивило, что они не одни.

Теперь Хетан посмотрела в лицо мужчине. То, что женщина рядом — его сестра, стало совершенно очевидно. Вот и хорошо.

— Эй, ты! — окликнула она мужчину. — Как тебя зовут?

От улыбки незнакомца сердце Хетан забилось чаще.

— Онос Тлэнн.

Хетан подошла ближе, подмигнула темноволосой женщине, а затем снова взглянула на мужчину по имени Онос Тлэнн.

— Я вижу больше, чем ты думаешь, — низким голосом сказала она.

Молодой воин вскинул голову.

— Правда?

— О да — и то, что я вижу, говорит мне, что ты не ложился с женщиной уже о-очень давно.

Глаза мужчины широко распахнулись — ах, такие прекрасные глаза, глаза любовника…

— Правда, — согласился он и улыбнулся шире.

О да, глаза моего любовника…

Паран толчком распахнул дверь. С тяжёлым, набитым золотом мешком на плече, шагнул в прихожую.

— Рейст! Ты где?

Облачённый в доспехи яггут явился откуда-то, молча замер перед Параном.

— Ага, именно, — пробормотал Паран, — я решил тут поселиться.

Голос Рейста прозвучал холодным скрипом:

— Верно.

— Да. Трёх недель в этой распроклятой таверне хватило с головой, уж поверь. Так что — вот он я, набрался смелости, чтобы поселиться в ужасном и зловещем Доме Финнэста — и сразу вижу, что в смысле домашнего хозяйства дела у тебя обстоят из рук вон плохо.

— А два тела на пороге — что ты с ними собираешься делать?

Паран пожал плечами.

— Ещё не решил. Что-то да сделаю. Но пока хочу просто бросить тут золото — а то устал уже спать вполглаза. У них сегодня открытие, знаешь ли…

Огромный воин ответил:

— Нет, Господин Колоды, не знаю.

— Ну и ладно. Я обещал прийти. Видит Худ, сомневаюсь, что ещё кто-то из всего города явится. Кроме, может, Круппа, Колла и Мурильо.

— Куда прийти, Господин Колоды?

— Лучше «Ганос». Или «Паран». Куда? В Хваткину новую таверну, вот куда.

— Я ничего не знаю о…

— Я понимаю, что не знаешь, поэтому и рассказываю…

— …и знать не желаю, Ганос Паран, Господин Колоды.

— Ну, значит, не повезло тебе, Рейст. В общем, говорю, Хватка открывает новую таверну. Со своими партнёрами. Они половину своего жалованья спустили на этот безумный проект.

— Безумный?

— Да. Ты что, не знаешь, что значит «безумный»?

— Слишком хорошо знаю, Ганос Паран, Господин Колоды.

От этого Паран опешил. Он посмотрел на укрытое шлемом лицо, увидел лишь тени в узких прорезях забрала. По телу малазанца пробежала лёгкая дрожь.

— Кхм, да. Короче, они купили храм К’рула, колокольню и всё остальное. И превратили…

— В таверну.

— Храм, который весь город считает про́клятым.

— Что ж, в таком случае, — проговорил Рейст, отворачиваясь, — я полагаю, продали задёшево…

Паран оторопело уставился в спину яггуту.

— Ладно, увидимся, — сказал малазанец.

И услышал негромкий ответ:

— Если тебе угодно…

Как только Паран вышел из ворот на улицу, он едва не споткнулся о дряхлого человека в капюшоне, который неуклюже устроился на краю канавы. Из лохмотьев появилась грязная ладонь, потянулась к малазанцу.

— Добрый господин! Подай монетку! Всего одну монетку!

— Повезло тебе, старик, я и больше одной могу потратить. — Паран сунул руку в кожаный кошель у пояса. Вытащил пригоршню серебряных.

Нищий ахнул, подтянулся поближе, волоча за собой ноги, точно мёртвый груз.

— Богатый человек! Послушай меня. Мне нужен партнёр, о щедрый господин! У меня есть золото. Новые «советы»! Они спрятаны в тайнике на склонах Тахлинских гор! Целое состояние, господин мой! Нам только и останется, что организовать туда поход — ведь недалеко.

Паран бросил монеты в ладонь старика.

— А там закопан клад? Ну, разумеется.

— Господин, сумма внушительная, и я с радостью расстанусь с половиной. Твоё вложение вернётся по меньшей мере десятикратно.

— Мне не нужно больше денег, — улыбнулся Паран. Он сделал шаг прочь от попрошайки, но затем остановился и добавил: — Кстати, не стоит тебе задерживаться у этих ворот. Дом не привечает чужих.

Старик съёжился. Голова его свесилась набок.

— Ве-ерно, — протянул он из-под рваного капюшона, — этот Дом — не привечает. — Затем послышался тихий смешок. — Но я знаю другой, где привечают.

В ответ на загадочные слова нищего Паран лишь пожал плечами, развернулся и пошёл прочь.

Позади попрошайка надсадно закашлялся.

Хватка не могла отвести от него глаз. Мужчина сидел, сгорбившись, на стуле, которому ещё не нашлось стола, продолжая сжимать в руках обрывок изорванной ткани, на которой что-то было написано. Алхимик сделал всё возможное, чтобы вернуть жизнь в практически уничтоженное, иссохшее тело, но даже внушительные дарования Барука подверглись серьёзному испытанию — в этом не было сомнений.

Она про него слышала, разумеется. Все слышали. И все знали, откуда он явился.

Человек молчал. Не сказал ни слова с самого воскрешения. И Барук категорически настаивал, что речь у него отнял отнюдь не какой-то физический недостаток.

Императорский историк онемел. И никто не знал, почему.

Хватка вздохнула.

Торжественное открытие «К’руловой корчмы» обернулось катастрофой. Столы пустовали, терялись в огромном главном зале. Паран, Штырь, Дымка, Мураш, Молоток и Перл сидели за тем, что стоял ближе к очагу, и редко когда бросали друг другу хоть слово. Рядом находился второй занятый стол, за которым расположились Крупп, Мурильо и Колл.

И всё. О боги, мы прогорели. Зачем только послушали Мураша…