– Уймись, Андрей, – скорее, попросил, чем приказал Иван.

– Да ладно, черт с твоим поляком, я и похлеще сволочей видал. Этот хоть не трус, не побоялся в одиночку во вражий стан явиться, – махнул рукой Андрейка, одним махом осушил огромный кубок и, закрыв глаза, ушел в себя.

Да, славная семья у атамана. Жена и дочь – воительницы, а сын, по-видимому, бывший офицер злодея Наливайко. Надо с ними быть поосторожнее, решил Рожинский и миролюбиво попросил:

– Отдай мне Митьку Трубецкого да разойдемся миром. Он, подлец, мятеж против меня поднял, а такое с рук спускать нельзя, сам понимаешь.

– Не отдам, – ответил Княжич.

– Ты, видимо, не понял, атаман, те, что возле крепости стоят, лишь четверть войска моего. К утру под стенами четыре тысячи гусар отборных будет. Мы ж вас просто-напросто числом бойцов сомнем. Зачем тебе прохвоста Митьки ради своей семьею и друзьями рисковать?

– Не отдам, казачья честь не дозволяет. Есть у нас закон старинный – с Дону выдачи нет, а честь для казака дороже жизни.

– Да ты пойми, вы все обречены. Ну сколько у тебя бойцов, едва ль пять сотен наберется, одному против восьми никак не устоять, – попытался образумить Княжича Рожинский. – К тому же здесь не Дон, а Русь немытая.

– Бойцов у меня триста, но какие, настоящие волчата. Со всего Дону братья и отцы на обучение ко мне мальцов своих прислали. А восемь к одному – не так уж много. Мы в Сибири с Ермаком один на тридцать татарву громили.

– Ну, мои гусары не татары, – возмутился князь Роман.

– Значит, завтра все решится, или вы в мой ров поляжете, или мы на стенах примем смерть. Только крепость все одно ты не возьмешь, у меня в подвалах двадцать бочек пороху, в крайнем случае, его взорвем, – шутливо пригрозил Иван.

– Кто ж взрывать-то будет, коли все на стенах ляжете, – насмешливо спросил Рожинский.

– Я взорву, – уверенно промолвила молчавшая до сей поры Ирина.

– А я мамане помогу, – поддержала ее Катенька.

И тут пан гетман понял, что уже заранее проиграл сражение. Таких людей нельзя сломить. Печально улыбнувшись, он сказал:

– Вина-то хоть налейте, а то от эдаких речей аж в горле пересохло.

Княжич щедро нацедил ему большой серебряный кубок. Осушив его, пан гетман громогласно провозгласил:

– Хороших, Митька, ты защитников нашел, за бабьи спины спрятался, – и, не прощаясь, гордо удалился.

Поляки отошли от крепости в ту же ночь, а утром Княжич проводил князя Дмитрия. На словах тот был очень благодарен, но в глазах его Иван приметил плохо скрытую неприязнь. Не зря в народе говорится, не делай добрых дел, не наживешь врагов.

5

В другой раз судьба свела Дмитрия Тимофеевича с Иваном Андреевичем совсем недавно, в битве за первопрестольную. Там сперва такая круговерть творилась, еще почище тушинской. Поначалу князь Пожарский47 с москвичами попытался одолеть поляков, да не тут-то было. Ляхи выжгли пол-Москвы, а воевода, весь израненный, едва спасся. Правда, вскоре подошло другое ополчение, во главе его стояли Прокопий Ляпунов, Иван Заруцкий и, конечно ж, Трубецкой. Это только в сказке змей силен тремя своими головами, на деле получилось все иначе. Ляпунов с дворянами хотел на русский трон, как в старину, варяга посадить, принца шведского. Трубецкой считал, мол, я и сам с усами, а у Заруцкого свой царь имелся – малолетний сын Марины Мнишек.

Добром, как следовало ждать, сие не кончилось. Ляпунова казачки убили по ложному навету, его люди разбежались и остались босоногие, голодные станичники в одиночку осаждать Москву.

Вскоре, правда, подошел Пожарский, который с помощью какого-то Нижегородского купца иль мясника Куземки Минина48 успел собрать новое войско. Однако, помня участь Ляпунова, к казакам не примкнул, а стал отдельным станом.

Выручила, как всегда, беда – одна она сплотить способна русский люд на подвиг. На выручку своим сородичам, голодающим в осажденной Москве, польский сейм отправил войско и обоз под начальством гетмана Ходкевича.

Для начала гетман вдарил по Пожарскому.

Трубецкой, хотя и без особенного рвения, собрался было выступить на помощь, но сподвижник и былой соратник по службе Иван Мартынович Заруцкий насмешливо спросил его:

– Ты далеко ль собрался, Дмитрий Тимофеевич?

– Так надо бы Пожарскому помочь. Ходкевич на него всей силой навалился.

– Что ж помоги, коль шея по секире стосковалась, иль зад по колу заскучал.

В ответ на изумленный взгляд князя Дмитрия, он строго пояснил:

– Не дай бог, Пожарский со своим Кузьмою Мининым над Ходкевичем одержит верх, тогда нам все припомнится, и служба тушинскому вору и остальное прочее.

– Так что же делать? – растерянно спросил Трубецкой.

– Да ничего, сидеть и ждать, покуда гетман с Митькою Пожарским справится. А там видно будет, либо мы поляков одолеем, либо как-нибудь договоримся с ляхами, чай, не чужие люди.

– Это ты им, сволочь, не чужой, – озлобленно подумал Трубецкой. Заруцкий родом был из малороссов, и его войско составляли в основном запорожцы да беглые холопы, которые, пользуясь безвременьем, возомнили себя истинными казаками.

Неизвестно, чем бы все закончилось, но за стеной шатра раздался конский топот и радостные возгласы станичников:

– Подмога подошла, теперь живем.

В тот же миг в обитель предводителей казачьей вольницы вбежал Матвейка Межаков и радостно поведал:

– Подмога с Дона прибыла, полковник – Княжич да атаман Максим Бесстрашный свой Хоперский полк к нам привели.

Войдя в шатер в сопровождении – Максима, Иван Андреевич деловито спросил:

– И что ж у вас здесь происходит?

– Никак, орлят своих привел ко мне на помощь? – воскликнул Трубецкой, подавая руку Княжичу.

– Привел, да не только их одних. Максим Захарович, вон, всех наших, из тех, кто жив остался, и многих прочих славных воинов поднял Москву отстаивать, так что тысячи на полторы войско твое прибыло, – ответил тот, пожимая руку князю Дмитрию.

Тем временем в шатер вошли два стрельца, ведя под руки израненного сотника.

– Еле прорвались до вас, – промолвил тот и вытер кровь со лба, чтоб не заливала очи.

– Выручайте, братцы. Ляхи прут несметной силою. Полковник Бегич пал со всем полком, нас вот только трое и осталось.