– Рэндом – закоренелый неудачник. А Дезсталкер сражался даже тогда, когда у прочих опускались руки. Это он освободил твоего хваленого Джека Рэндома из тюрьмы и дал ему новую жизнь. Пожелай он только, мог бы стать императором. Но он избрал другой путь. – Гарри благоговейно возвел глаза к небу и добавил: – Такой человек, как Дезсталкер, рождается раз в тысячу лет.

– Именно он освободил хэйденов, – бросил Глум, впервые отрывая взгляд от собственных коленей и поднимая его на собеседников. – А они его предали.

– Я слышал, он голыми руками расправился с гренделианином! – дрожащим от восторга голосом сообщил Гарри. – Подумать только, с таким чудовищем! Лишь избранник Господа мог это совершить!

– А вас не пугает это... ну, все, что он натворил? – осторожно осведомился Оуэн.

– Боже! – вздохнул Сигурд. – Еще бы нет. На то и герои, чтобы вселять страх. Во всех, кто прошел Лабиринт, есть что-то жуткое. Они могли натворить пропасть бед, и никто бы не сумел остановить их. Они могли бы убить всех нас, опустошить целые планеты, не оставить камня на камне от Империи... Но штука в том, что они этого не сделали. Дезсталкер прибыл сюда, чтобы защищать нас. Он знал, насколько это опасно, и все-таки не оставил нас в беде, потому что всегда поступает по справедливости. Только это и имеет значение.

– Избранный Богом, – усмехнулся Глум. – Тот, кому дарован высокий удел. Легендарный герой. Эти звания ко многому обязывают. Да, тяжело приходится бедняге.

– Он мог бы стать императором, – повторил Гарри. – Кто бы отказался? Я, например, нет. А он предпочел явиться сюда, к нам. В наш ад.

– Еще неизвестно, где безопаснее, – заметил Оуэн. – Знаете, я слыхал, в Парламенте черт знает что творится. Может, ему пришлось бы там тяжелее, чем здесь. Здесь по крайней мере известно, кто твой враг. – С этими словами Оуэн поднялся на ноги. – Мне пора идти. Спасибо за компанию, друзья.

Оставив прокаженных у костра, он вновь пересек площадь, сам не зная, куда идет. Отовсюду до него доносились обрывки разговоров об Оуэне Дезсталкере, герое из легенды, избраннике Господа и бедолаге, который взвалил себе на плечи слишком тяжелую ношу. Но, как он ни пытался взглянуть на себя со стороны, ничего не получалось. Историк, Оуэн понимал, что жизнь его, как и жизнь всякого прославленного деятеля, неизбежно будет украшаться домыслами. И все же тяжело было сознавать, что собственное его лицо полностью исчезло за маской мифического героя. Не хватало только еще услышать, что он родился в яслях, и три волхва пришли ему поклониться.

Ноги сами принесли его к лазарету. Хэйзел прошла рядом с ним долгий путь, была свидетельницей всех произошедших с ним перемен. Возможно, она одна знает, каков он на самом деле. Подойдя к лазарету, Оуэн увидел, что Хэйзел сидит на ступеньках, утомленно склонив голову. Он опустился рядом, и она, не поднимая головы, издала подобие приветственного мычания.

– Тебе надо поспать, – мягко произнес Оуэн. – День выдался тяжелый.

– Если кому и надо сейчас спать, так это тебе, – возразила Хэйзел. – Сегодня ты чуть было не отдал концы. Оуэн пожал плечами.

– Мне не привыкать. Что, святая Би все еще трудится?

– Да. Хотя дело близится к концу. Те двое, что дышали на ладан, уже умерли, а остальные вне опасности. Сейчас она там все намывает, приводит в полную боевую готовность. Готовится к завтрашнему дню. Как ты думаешь, Оуэн, скольких мы потеряем завтра?– Многих. Очень многих. Я преклоняюсь перед отвагой здешних колонистов, но больным людям трудно приходится на поле боя. Особенно если сражаться надо с таким противником, как хэйдены. Не знаю, что может спасти Миссию в данных обстоятельствах. Возможно, мы окажемся бессильны. Завтра, а то и сегодня ночью сюда нагрянет огромная армия хэйденов. И тогда крепость рухнет, словно карточный домик, и начнется настоящая бойня. Какого черта здесь нужно хэйденам? Мун все время твердит, что в джунглях скрывается нечто. Он, мол, это чувствует, но не может описать. Нечто под названием Красный Мозг. Возможно, именно это нужно хэйденам.

– А нам всем нужно чудо, – вздохнула Хэйзел. – Может, стоит хорошенько попросить святую Би, и тогда...

– Не думаю, что Бог прислушается к нашей просьбе, – устало возразил Оуэн. – Ему нет до нас дела.

– Какое прискорбное заблуждение, – раздался голос матери Беатрисы, появившейся в дверях лазарета. На ее крахмальном монашеском одеянии не было ни единого пятнышка крови. – Господь всегда с нами. Вот только сражаться за нас он не может.

– Я больше не верю в Бога, – отрезала Хэйзел. – После всего, что я видела здесь. Столько несправедливости, столько страданий, столько смертей.

– Люди сами несут ответственность за несправедливость и зло, которые совершают, – спокойно возразила мать Беатриса. – Господь здесь ни при чем. И вы наверняка имели возможность убедиться, что зло не бывает бесконечно. Разве это не вселяет в вас надежду?

Монахиня опустилась на ступеньки рядом с Оуэном и принялась вытирать руки влажной тряпкой. Под ногтями у нее все еще темнели ободки запекшейся крови.

– А почему вы решили отправиться сюда? – спросила Хэйзел. – Мало видели смертей на Техносе III?

– Я приехала сюда, потому что я здесь нужна, – пояснила мать Беатриса. – А почему вы с Оуэном постоянно ищете новых опасностей?

– Думаю, по той же причине, – вступил в разговор Дезсталкер. – Люди нуждаются в нашей помощи. Мы способны на то, что не по силам никому другому. Как ни смешно, я до сих пор верю в долг и честь, хотя сегодня в моде совсем другие понятия. Например, взаимная выгода и разумный компромисс.

Мать Беатриса улыбнулась.

– Значит, вы тоже способны услышать глас Божий. И, как и я, не можете оставаться глухи к его велениям.

– Что до меня, я сражаюсь вовсе не по велению Бога. Просто я хорошо умею делать это, – упрямо возразила Хэйзел. – Насколько я себя помню, я всегда убивала, и меня, в свою очередь, тоже хотели убить. Неужели все это совершалось по соизволению Бога?

– Значение имеет не только то, что вы совершили, но и причины, подвигнувшие вас на тот или иной поступок, – терпеливым ровным голосом растолковывала мать Беатриса. – Важно, во имя чего вы сражались и убивали. Господь наградил вас даром воина, Хэйзел, и предоставил возможность распорядиться им по своему усмотрению.

– А я вот никак не могу считать себя прирожденным воином, – сообщил Дезсталкер. – Я стал им наперекор собственному желанию. Под давлением обстоятельств.

– Это понятно, – кивнула головой мать Беатриса. – Я думаю, вряд ли человек, находящийся в здравом уме, мечтает стать героем. Ведь истории о подвигах героев редко имеют хороший конец. Вы избрали удел воина, потому что не могли стоять в стороне и наблюдать, как зло одерживает все новые победы. По моему убеждению, Оуэн, самые лучшие воины получаются именно из людей, которые не любят и не хотят воевать, однако вступают в бой, потому что не могут иначе. Я тоже не хотела быть святой. До сих пор, когда слышу это слово, меня коробит. Господи, сейчас я могу признаться, что предалась Церкви лишь для того, чтобы не выходить замуж за Валентина Вольфа. Но потом я обрела истинную веру, и помогать страждущим для меня столь же необходимо, как и дышать. В конце концов, всех нас объединяет честь.