соседнем столе, извлекла из него лист бумаги и пару раз махнула им перед Гарриманом, прежде чем снова положить его обратно.

— Это чушь. И это не вписывается ни в какие рамки!

— Но так оно и есть. Как вы можете себе представить, в нашей компании много первоклассных программистов, и они провернули прекрасную цифровую кражу, следы которой и приведут к вам. У вас есть одна неделя, чтобы опубликовать положительную статью о Грейс Озмиан. Чтобы облегчить вам работу, мы даже предоставим вам всю необходимую задокументированную информацию. Если вы это сделаете и пообещаете больше не писать о ней, то мы вернем деньги и сожжем финансовый след.

— А если нет? — спросил Гарриман приглушенным голосом.

— Тогда мы просто оставим деньги там, где они есть. Вскоре будет замечено, что они отсутствуют, и тогда разумно проницательное расследование найдет след и вычислит владельца этого номерного банковского счета. Конечно, если у следователей возникнут какие-то проблемы, мы будем рады оказать им небольшую анонимную помощь.

— Это… — Гарриман сделал паузу, чтобы отдышаться, — это шантаж.

— У вас попросту нет ни знаний, ни ресурсов, чтобы обратить все это вспять. Часы тикают. Недостачу денег могут обнаружить в любой момент. Вам лучше поторопиться.

Озмиан слегка сместился в кресле.

— Как и сказала мисс Алвес-Ветторетто, все действительно довольно просто. Все, что вам нужно сделать, это согласиться с двумя нашими условиями — причем, ни одно из них не будет являться для вас слишком обременительным. Если вы это сделаете, то все будут счастливы, а вы избежите тюрьмы.

Гарриман едва мог поверить в то, что слышит. Пять минут назад он был блистательным репортером. Теперь его оклеветали как растратчика, использовав его покойную возлюбленную. Пока он сидел, не имея возможности пошевелиться от шока, дюжина сценариев — и ни один из них не сулил ничего хорошего — всплывали в его разуме. Он содрогнулся и понял, что у него нет выбора.

Гарриман молча кивнул.

— Отлично, — сказал Озмиан, не меняясь в лице. — Сейчас мисс Алвес-Ветторетто даст вам ключевые тезисы для статьи о Грейс.

Женщина, сидящая по другую руку от Гарримана, снова залезла в свой портфель, достала лист бумаги и передала его репортеру.

— Полагаю, на этом нашу встречу можно завершить, — Озмиан встал и направился к своему столу. — Мисс Алвес-Ветторетто, не могли бы вы сопроводить мистера Гарримана к лифту?

***

Два часа спустя Гарриман лежал на диване в гостиной своей квартиры. Он не мог заставить себя подняться с того самого момента, как, вернувшись из небоскреба «ДиджиФлуд» и проверив онлайн счет фонда, обнаружил что тот действительно опустел. Его прекрасная карьера висела на волоске, став жертвой ловкой и отвратительной схемы шантажа. К тому же его блистательная теория о Палаче лежала в руинах, но он не мог об этом думать — ситуация с Озмианом была куда более устрашающей. Из двух зол, первое было наихудшим: сколь бы ненавистной ни казалась ему мысль загубить свою карьеру, мысль о позоре — о всеобщем осуждении, которое неминуемо наступит, когда люди поверят, что он действительно обчистил фонд памяти своей мертвой подруги — была и вовсе невыносимой. Унижение и скандал, грозящий разразиться после этого, были гораздо хуже гарантированного тюремного срока, который уже маячил над Гарриманом вполне вероятным исходом.

Но что он мог сделать? Как он собирался написать эту статью о Грейс Озмиан, на которой настаивал ее отец, сделав ее образ достойным и перевернув его с ног на голову? Возможно, ему и удастся описать какую-то часть ее человеческих интересов, тем самым указав на нечто хорошее в жизни Грейс. Он мог бы попытаться позиционировать это как попытку достойной похвалы и создания баланса после всех негативных комментариев, которых она удостоилась. Моральная суть сводилась бы к тому, что даже у самых худших злодеев имелась хорошая сторона. Но его редактор точно этого не одобрит — «Пост» слишком любила своих злодеев. А протолкнуть свою статью в печать под носом у Петовски не представлялось возможным. Он заметит. Однозначно заметит…

Гарриман сжался на диване. Мысли о том, чтобы поддаться на шантаж, заставляли его чувствовать себя усталым и больным — все его существо бунтовало против подчинения этому высокомерному ублюдку миллиардеру.

Однако чем дольше Гарриман думал об этом, тем больше к нему, как ни странно, возвращалось присутствие духа. У него пока не отняли ни карьеру, ни репутацию. Брайс Гарриман был недавно засиявшей знаменитостью, любимой газетчиками и волнами эфиров. Как там выразился Озмиан? Оскорбительная ложь? Надругательство над репутацией? Что ж, в эту игру могли играть они оба. Этот шантаж Озмиана станет отдельной — не менее прекрасной историей, чем история Палача. За ним — за Гарриманом — стоит поддержка всей мощи «Пост», от Пола Петовски до издателя Бивертона. Более того, у него все еще есть поддержка всех жителей Нью-Йорка.

Он не собирался поддаваться на это дерьмо. Пришло время, — подумал он, провести еще одно журналистское расследование — но на этот раз касательно Антона Озмиана. В целом, Гарриман был уверен, что он нароет достаточно компромата в прошлом Озмиана, чтобы перевести стрелки и нейтрализовать эту махинацию. И кто знает? Возможно, эта история поможет отвлечь внимание от его проблем с покойной Адейеми из Организации Объединенных Наций.

Внезапно вдохновленный новой целью, он вскочил с дивана и направился к своему ноутбуку.

38

Когда д’Агоста со стороны Второй Авеню перешагнул порог Нигерийской Миссии при Организации Объединенных Наций, он сразу же почувствовал тягостную дымку трагедии, витавшую в воздухе вестибюля. И она не имела никакого отношения к внешним ограждениям или к внушительному присутствию полиции в дополнение к нигерийской службе безопасности. Она была связана с тем, что все, кто попадал в поле видимости лейтенанта, носили на плечах черные повязки, ходили с опущенными лицами и хмурыми тенями проскальзывали мимо него. Разговоры же, которые происходили среди нескольких небольших групп людей, звучали только вполголоса и приглушенными тонами. Здание Миссии выглядело так, будто кто-то вырвал из него сердце. И, по сути, так оно и было — Нигерия только что потеряла доктора Уэнси Адейеми — свою гражданку, весьма перспективного и подающего огромные надежды выдающегося государственного деятеля, недавнюю лауреатку Нобелевской премии. Ее жизнь отнял Палач.

И все же д’Агоста был уверен, что доктор Адейеми не была такой уж святой, какой ее пытались показать. Это попросту не соответствовало теории, которой он придерживался и которую с энтузиазмом одобрила целевая рабочая группа Департамента полиции Нью-Йорка. Он был уверен, что где-то в