При всей своей жестокости Тамерлан достаточно небрежно относился к организации мощного и преданного ему аппарата управления покоренными землями. Возможно, дело в том, что он, будучи всего лишь военачальником, не считал себя истинным ханом (в отличие от потомков Чингисхана, чингизидов). Можно, наоборот, защищать Тамерлана, отмечая, что на завоеванных территориях уже существовали свои органы управления и они его устраивали. Однако ничто из вышеперечисленного не оправдывает того, что Тамерлан часто вынужден был заново завоевывать уже покоренные города и территории, а это приносило разруху.

Не менее поразительным, чем жестокость Тамерлана, было то, что почти все его враги и жертвы были мусульманами. Даже разрушенные индийские государства имели мусульманские правительства, включая Делийский султанат и другие местные княжества, чьи династии восходят к Махмуду Газневи. Тамерлан воевал с правоверными суннитами и шиитами. То, что он убил или поработил христианское население нескольких генуэзских торговых колоний, едва ли позволяет считать его борцом за веру. И хотя он воздвиг великолепный мавзолей на могиле Ахмеда Ясави, отношение Тамерлана к суфизму не выходило за рамки формального почитания святости.

Странно, но мусульманские проповедники и ученые того времени не поднимали никаких протестов против массового убийства верующих. Улемы никак не проявляли свою позицию на протяжении всего правления Тамерлана. Ситуация изменилась лишь при правлении более богобоязненных и благочестивых сына и внуков Тамерлана.

Разрушив великий сирийский город Алеппо, Тамерлан, по словам историка Эдварда Гиббона, воскликнул: «Я не кровожадный человек!»[1355] Говорил ли он всерьез? История богата примерами правителей, слепых к собственной жестокости, поскольку та совершалась во имя создания нового и, как они думали, лучшего порядка. Также надо признать, что XIV–XVI века были периодом, когда массовая гибель людей на всем континенте была обычным явлением. Отчасти это связано с природными бедствиями, такими как эпидемия чумы, пронесшаяся по Центральной Азии, когда Тамерлану было 10 лет. В числе других причин – сознательные действия правителей, таких как Иван Грозный в России, Влад III (Цепеш, или Сажатель На Кол) в Валахии, конкистадоры Кортес и Писарро в Новом Свете – все они шли к своей цели через массовые убийства. Сюда же можно отнести крупные социальные и политические катаклизмы: например, в Китае за время жизни Тамерлана погибли 30 000 000 человек[1356]. Никто не удивлялся, когда киргизские сказители той эпохи воспевали своего героя Манаса: «Ты говоришь: „Сними шапку“ – и он снимает голову»[1357].

Европейцы, благодарные Тамерлану за то, что он победил турков-османов, преуменьшали или игнорировали чинимые им бесчинства и выставляли его в более привычной роли правителя, ведомого сильными внутренними страстями. Так, в пьесе Кристофера Марло «Тамерлан Великий» эпохи английского Ренессанса или в операх Генделя и Вивальди, посвященных Тамерлану, акцент делался не на его военной деятельности, полной убийств, а на отношениях между Тамерланом и его османским пленником султаном Баязидом, основанных на предполагаемой любви завоевателя к дочери Баязида. Сравнительно недавно многие ученые Центральной Азии стали указывать на то, что за завоеваниями Тамерлана последовал расцвет культуры в главных городах его державы. В Узбекистане Тамерлан даже причислен к национальным героям за покровительство культуре.

И друзья, и враги Тамерлана признавали тщательность, с которой он собирал ремесленников во всех областях и отправлял их в свою столицу Самарканд[1358]. Ведь Чингисхан и его преемники практически лишили Центральную Азию умелых мастеров, убивая их или отсылая тысячами в Пекин или Тебриз. Разрушение ремесленных традиций Центральной Азии, выстраивавшихся на протяжении тысячелетий, теперь вынудило Тамерлана искать талантливых людей. Он собрал наиболее умелых мастеров из многих стран – представителей всех областей искусств и ремесел. При дворе Тамерлана у этих художников и ремесленников не было другого выбора, кроме как взаимодействовать друг с другом, что со временем привело к блестящим результатам в таких областях, как керамика, скульптура, живопись, работа по дереву, по металлу и выдувка стекла. Новые стили и технологии, лежавшие в их основе, были неразрывно связаны с обстоятельствами завоеваний и культурной восприимчивостью – отличительной чертой эпохи Тамерлана.

Примечательно, что, несмотря на привлечение ремесленников из всех завоеванных сообществ, Тамерлана не интересовала возможность собрать в своем дворце научные таланты. Поразительное отличие от Махмуда Газневи, местных правителей при Сельджуках и монголов в Китае и Иране состоит в том, что Тамерлан не пытался искать ученых, теологов, писателей или даже льстивых поэтов и сказителей. В свете всего этого справедливо было бы заключить, что последний «завоеватель мира» был более заинтересован в вещах, чем в идеях. В единственной области искусства, к которой он проявлял реальный интерес и на которую не жалел денег, – архитектуре – его энтузиазм проистекал из возможности воплотить очень конкретную идею: собственную власть и величие.

Объединив таланты архитекторов, штукатуров, резчиков по дереву и столяров, а также производителей обожженного кирпича, превосходно облицованного разукрашенной керамикой, по приказу Тамерлана построили сооружения, которым суждено было стать его самым долговечным наследием[1359]. Известны имена архитекторов, которых привезли из Ирана, Грузии, Азербайджана, Анатолии, Индии и с Ближнего Востока, чтобы работать на эмира. Но в отличие от какого-либо центральноазиатского правителя до него Тамерлан стал сам себе главным архитектором.

Доказательством тому могут служить парящие входные арки просторного дворца, который Тамерлан построил для себя в родном городе, ранее носившем название Кеш, но после реконструкции переименованном в Шахрисабз, или «Зеленый город»[1360]. Это огромные арки размером 22 метра, которые можно разглядеть с расстояния 40 километров[1361]. Поддерживающие пилоны поднимали их на высоту 50 метров. Это высота четырнадцатиэтажного дома.