Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Самое большое удивление вызывает политика великих держав. Войну для Франко выиграли Германия и Италия, по причинам вполне очевидным. Мотивы поведения Франции и Великобритании понять труднее. В 1936 году всем было ясно, что если Великобритания окажет помощь испанскому правительству оружием стоимостью всего лишь в несколько миллионов фунтов стерлингов, Франко будет разбит и немецкая стратегия потерпит серьезное поражение. Не нужно было обладать даром провидения, чтобы убедиться в неминуемости англо-германской войны. Можно было даже предсказать, когда она начнется, с точностью до одного-двух лет. Но английский правящий класс самым подлым, трусливым и ханжеским образом делал все, что мог, для победы Франко и нацистов в Испании. Почему? Потому, что они были профашистами. Ответ очевиден и не вызывает сомнений. Но когда дело дошло до решающей схватки, они поднялись против Германии. До сих пор неясно, на что рассчитывали правящие круги Англии, помогая Франко. Возможно, у них вообще не было четкого плана. Порочен английский правящий класс или просто глуп? Это один из самых трудных, причем очень важных, вопросов нашего времени. Какими доводами руководствовались русские во время войны в Испании – уму непостижимо. Вмешались ли они для того, чтобы, как полагают розовые, защищать демократию и сорвать планы нацистов? Тогда почему они оказывали такую мизерную помощь и – потом – бросили Испанию на произвол судьбы? Может быть, как утверждают католики, они вмешались, чтобы раздувать в Испании революционный пожар? Тогда почему же они делали все, что было в их силах, чтобы подавить испанское революционное движение, защищать частную собственность и передать власть среднему сословию, а не рабочему классу? Или может быть, как думают троцкисты, русские вмешались только для того, чтобы предотвратить испанскую революцию? Тогда почему они не поддержали Франко? Легко всего объяснить их действия, если предположить, что русские руководствовались одновременно несколькими мотивами, причем все они противоречили друг другу. Будущее, думаю, покажет, и внешняя политика Сталина, которую принято считать такой дьявольски хитрой, раскроется во всем своем оппортунизме и глупости. Но как бы то ни было, гражданская война в Испании показала: нацисты знают, чего они добиваются, а их противники – нет. Война велась на низком техническом уровне и стратегия была чрезвычайно проста. Та сторона, которая имела оружие, должна была победить. Нацисты и итальянцы дали оружие своим друзьям – испанским фашистам, а западные демократии и русские не дали оружия тем, кто мог быть их друзьями. Поэтому Испанская республика погибла, «приобретя то, в чем ни одна республика не нуждается», то есть фашизм.
Трудно ответить на вопрос – правильно ли поступали левые круги, поощряя испанцев сражаться, хотя они не имели шансов на победу. Лично я думаю, что они поступали правильно, ибо убежден, что – даже с точки зрения жизнеспособности народа – лучше драться и потерпеть поражение, чем сдаться без боя. Еще рано оценивать воздействие этой борьбы на общую стратегию борьбы с фашизмом. Раздетая, безоружная армия республики продержалась два с половиной года, то есть значительно дольше, чем рассчитывали ее враги. Но нарушило ли это фашистский план действий или просто оттянуло начало мировой войны и тем самым позволило фашистам лучше подготовить свою военную машину? – На этот вопрос ответить пока трудно.
7
Каждый раз когда я думаю об испанской войне, два воспоминания всплывают в моей памяти. Пер-вое – больничная палата в Лериде и немного грустные голоса раненых ополченцев, тянувших какую-то песню, припев которой заканчивался словами:
Una resolucion,
Luchar hast’al fin! [33]
Ну что ж, они действительно боролись до конца. Последние восемнадцать месяцев республиканцы сражались почти совсем без сигарет, имея только крохи съестного. Уже в середине 1937 года, когда я покинул Испанию, мясо и хлеб можно было достать с трудом, табак стал редкостью, кофе и сахар исчезли почти совсем.
Второй эпизод, который мне вспоминается – это встреча с итальянцем-бойцом ополчения, пожавшим мне руку в тот день, когда я тоже стал ополченцем. С этого эпизода начинается моя книга «Памяти Каталонии», и я не хочу повторяться. Когда я вспоминаю – живо, – будто он стоит перед моими глазами, – потрепанную форму итальянца, его мужественное, трогательное и невинное лицо, все сложные проблемы, связанные с войной, как бы отходят в сторону и я вижу с ясностью, что в одном не могло быть никаких сомнений – на чьей стороне правда. Как бы ни пытались затушевать правду политические деятели и лживые журналисты, она заключалась в том, что такие люди, как этот ополченец, дрались за лучшую жизнь, на которую они имели право. Трудно думать об участи этого итальянца, не испытывая горечи. Я встретил его в Ленинских казармах, – следовательно он был троцкистом или анархистом, а в наше время такие люди, если их не убивает гестапо, обычно погибают от рук ГПУ. Но это не меняет дела. Лицо человека, которого я видел всего минуту или две, осталось в моей памяти как напоминание о подлинных целях войны. Он символизирует для меня цвет европейского рабочего класса, людей, на которых устраивает облавы полиция всех стран, тех, кто лег в братские могилы на полях битв Испании, а ныне гниют в лагерях принудительного труда.
Когда думаешь о людях, которые поддерживали или поддерживают фашизм, приходишь в удивление от их разношерстности. Что за сборище! Какая программа могла объединить Гитлера, Петена, Монтегью Нормана, Павелича, Уильяма Рандольфа Херста, Штрейхера, Бухмана, Эзру Паунда, Хуана Марча, Кокто, Тиссена, отца Ко– флина, муфтия Иерусалима, Арнольда Лунна, Антонеску, Шпенглера, Беверли Никольса, леди Юстон и Маринетти? Но ларчик раскрывается просто.