— В пещерах воспитывают детей, малышей учат жить вне воды, дышать, говорить и ходить, — уточнила Элиис.

Записи верны в этой части, ведь уже очевидно, что хранительница Крида достаточно уверенно чувствует себя на берегу, оказавшись здесь впервые.

— Себя они называют, если верно наше прочтение, сириниями, — добавила Элиис. — Одной легенде мой Эраи поверил полностью. Ее я расскажу так, как она записана Боу. Слушай.

Когда люди берега согрешили против богини Сиирэл, народ сириний жил уже довольно обособленно от оримэо. Название населения Древа прежде, вероятно, имело иной смысл, на языке сириний оно означало «люди суши». Сиринии накопили недоверие к оримэо, устали от обмана со стороны людей, от привычки сухопутных родичей брать у моря все, что им приглянется, и даже не благодарить за дары. Но правительница сириний, а вернее, первая хранительница гротов, в те времена часто навещала берег. Она любила сына богини Сиирэл, избравшего для жизни рыбацкое поселение.

Когда непреодолимый свод разделил берег и глубины, сын богини стал человеком и утратил возможность плавать в океане, меняя облик по своему желанию. Но и тогда он остался одним из сиринов, самых сильных повелителей вод. Сын богини часто приходил на берег островов Древа, куда перебрались люди с затонувшего старого мира. Мужчина брал лодку и плыл за край барьерного рифа, чтобы разговаривать с утраченной подругой. Она слышала, но не могла ответить. Обоим была тягостна разлука. Правительница чахла день ото дня… Ее жизнь оказалась удручающе короткой для русалки. Но она слушала и сохранила — так полагал тот, кто записал легенду, — данное ей знание. Сын Сиирэл сберег коралловый посох и многое прозревал в грядущем — может быть, общей силой сирина и живого коралла.

— Он сидел в лодке и говорил с пустым морем, обращаясь к хранительнице гротов. С тех пор и пошло присловье: счастье сирина не длиннее лета, это о них, — вздохнула Элиис, смахивая слезинку. — Сын Сиирэл обещал своей подруге, что однажды, пусть и нескоро, преграда разрушится, если люди совладают со злом в своих сердцах. Русалки смогут подняться к поверхности и увидеть солнце, а их богиня снова посетит своих детей. Еще владыка кораллового посоха сказал: первым на дно явится тот, кто откроет путь к поверхности и, возможно, станет новым мориилем. Девять веков мориилей не было у народа сириний.

— Я запутался, — виновато признался Крид. — То «стал», то «станет». И вообще — зачем им защитник, если до поры обходились и без него, то есть меня?

— Чтобы оседлать дракона глубин и усмирить Волну, до сих пор им не удавалось ни то ни другое, — серьезно сказала Элиис. — Они тебе все расскажут, просто не успели пока что. Ты спешил вернуться и разбудить Риоми. Но все же ты принял Око.

— Надели силой, — неубедительно возмутился Крид. Рассмеялся и проворчал: — За хвост дернули, хомут напялили… Лошадей впрягают в ярмо куда бережнее!

— Они, как и мы, напридумывали сказок о людях суши, забытых за девять веков. Думаю, им важно было понять, что для тебя значит золото, готов ли ты пойти на жертвы ради чего-то иного, важного для них, — улыбнулась Элиис. — Жители глубин помнят, как распознать того, кто способен стать мориилем. В книгах Боу нашел легенду, описывающую поединок воина и белой акулы. Есть еще признак: морииля слушается кракен, который так стар, что ему и русалки не указ.

Элиис протянула руку и указала на кракена, дрейфующего в мелкой воде. Наглец пробовал теперь прочность скал на берегу и пересчитывал причальные бревна…

— Тот самый старый кракен, я полагаю, — сказала Элиис.

Кракен шире распластался по воде, словно старался выгодно показать себя и хвастался собственной огромностью. Был он, ну сразу понятно, доволен жизнью, аж лиловел от умиления. Еще бы, рядом чуть шевелила веслами красивая игрушка — лодка газура. И сама Онэи пела, стоя возле кресла повелителя и глядя на чудовище совершенно без страха. Газур казался еще более довольным, чем кракен, гордился голосом невесты и розовел от восторга. Очень цветная картинка!

— Я против, — надулась Риоми, глянув на кракена. — Хватит уже воевать. Небось дракон крупный и опасный, не желаю кормить его моим Кридом!

— А жить до двухсот лет и свободно плавать? — напомнил Крид, уже возмечтавший срезать Око покрупнее и подарить своей Сказке.

— Обойдусь, — тяжело вздохнула девушка. — Вот откусят тебе плавник — не обрадуешься. Хромой русал, будешь плавать как парусник, галсами. — Риоми захихикала и сразу нахмурилась: — А еще эта хранительница хвостом крутит рядышком, возмутительно симпатичная.

— Симпатичинная! — подтвердила Тилл, выныривая. — Трутный больной. Но мыи старались.

Голова Пэи появилась над мелкими волнами. Он закашлялся, слишком рано и неудачно вдохнув, встал по грудь в воде, шало покачиваясь. Усердно улыбнулся во весь рот. Риоми восторженно запищала. Из чего старательные русалки сделали для Пэи зубы — непонятно, но перламутровое покрытие смотрелось очень нарядно. Куда важнее и приятнее то, что Пэи обрел возможность говорить. Голос, охрипший после того, как были перерезаны связки, остался тихим и тусклым, зато все слова произносились внятно, да и губы не проваливались в беззубую щель рта.

Пэи под водой спал и помнил лишь короткий подъем к поверхности, впечатливший его до крайности, как и дары русалок. Стражи и теперь держали выздоравливающего под локти и очень переживали, извинялись и переговаривались: полностью восстановить здоровье невозможно, спина будет ныть, левая рука потеряет часть гибкости. После бега и любой иной работы быстро появится одышка.

Тилл страдала более всех, ведь она — лекарь. С убитым видом перечисляла свои неудачи, а Пэи откровенно забавлялся. За последние дни его стирали в порошок по очереди храм, газур, собственная совесть и Гооз. Что хуже — непонятно, но набор явно неоднократно смертельный. Но Пэи жив и вполне здоров! Вот уберет мусор с острова — и поплывет домой. Элиис попробовала изменить условия, предложив сразу отправиться домой, но бывший сирена уперся. Приказ газура надо исполнять. И, занимаясь простым делом возле берега, он себя очень хорошо чувствует, есть время привыкнуть и поверить, что худшее действительно позади. Один из русалов задумчиво уточнил:

— А мусор кому принадлежит? Точнее, все, что найдется ценного в мусоре?..

Пэи застонал в неподдельном отчаянии.

— Божественная Элиис, хоть вы скажите им, ну зачем мне жемчуг? — Пэи обреченно вытряхнул на ладонь содержимое поясного мешочка, сплетенного из водорослей. — Крупный непомерно, газуру еще кое-как сойдет, а я человек простой, мне от таких даров ничего не следует ждать, кроме бед.

— Мошно помелче, — тяжело вздохнула Тилл. — Чуть-чуть. Такой, та? Жене! — угрожающе категорично добавила хранительница и даже умудрилась выговорить непривычную для русалок букву «ж».

Тилл выдрала из волос гребешок и впихнула в больную руку Пэи, неспособную оказать сопротивление. Риоми захихикала. Гребень украшал розовый жемчуг, ровный, чуть крупнее гороха, с удивительными переливами цвета. Поражал и сам гребень — прозрачная слоистая кость, по которой идет отделка тонким золотом. Оримэо смущенно вздохнул. Идея подарка ему понравилась, и гребень в волосах жены должен выглядеть бесподобно… Отсутствие шумных протестов Тилл восприняла как свою полную победу. Гордо сгрузила в поясной кошель, протянутый одним из стражей, весь набор для украшения волос, выуженный из собственной гривы.