отдохну. Кажется, я основательно устал, хоть и был без сознания.

— Догадываюсь, — сухо сказал Моррисси. — Если что, вот шнурок от колокольчика, звоните. Хотите что-нибудь еще?

— Просто отдохнуть. — Бруно поколебался. — Да, еще одно. — Он протянул руку. — Ущипните.

Моррисси уставился на него, потом хихикнул:

— Все еще сомневаетесь, что проснулись? Могу вас в этом заверить, доктор. Я не собираюсь прыгать из окна. И сейчас, как видите, все еще ночь.

Бруно не ответил. Моррисси ущипнул его за руку.

— Ай! — сказал Бруно. — Спасибо.

— Не за что, — весело ответил Моррисси. — Отдыхайте. Скоро вернусь.

Он вышел вместе с медсестрой. Бруно вздохнул и рассеянно обвел взглядом комнату. Все выглядело совершенно надежно и нормально. Никакая черная грохочущая бездна не таилась под полом. Ну и неприятный же сон!

Взяв блокнот и карандаш, он подробно описал любопытную двойную галлюцинацию, прежде чем позволить себе расслабиться. Потом он почувствовал, как успокоительное медленно распространяется по нервам — теплое, приятное ощущение, которому он был только рад. Не хотелось ни о чем думать. На это еще будет достаточно времени. Эксперимент с искусственной эмпатией, Грегсон, физик Парсонс, Барбара — все потом!

Он задремал. Казалось, прошло лишь мгновение, прежде чем он открыл глаза и увидел яркое солнце за окном. На миг его охватила паника, но, посмотрев на часы, он успокоился, обнаружив, что они показывают одиннадцать. Из-за двери и окна доносились приглушенные звуки обычной больничной жизни. Наконец, чувствуя себя вполне отдохнувшим, он встал и оделся.

Из кабинета сестры Харвуд он позвонил Моррисси, обменялся с ним короткими приветствиями, а затем отправился в собственный кабинет принять душ и побриться.

Затем позвонил Барбаре.

— Привет, — сказала она. — Моррисси сообщил мне, что ты работал всю ночь. Так что я решила подождать, пока ты проснешься.

— Я уже проснулся. Не против, если заеду домой пообедать?

— Отлично. Буду ждать.

— Тогда через полчаса?

— Через полчаса. Рада, что ты позвонил, Боб. Я за тебя волновалась.

— Вовсе незачем.

— Твой эксперимент удался?

— Пока не знаю. Скрести пальцы.

Через десять минут Бруно все еще держал пальцы скрещенными, осматривая Грегсона. Рядом стояли Парсонс и Моррисси. Физик делал какие-то записи, но Моррисси настороженно молчал.

Пока мало что можно было понять. Грегсон лежал в постели: белые выбритые пятна на голове резко выделялись на фоне черных волос, на лице застыло расслабленно-умиротворенное выражение, сменившее типичные для него тревогу и страх. Бруно приподнял веки пациента и посветил в глаза. Реакция зрачков выглядела вполне нормальной.

— Вы меня слышите, Грегсон?

Губы Грегсона шевельнулись, но он ничего не сказал.

— Все в порядке. Вы ведь прекрасно себя чувствуете, да? Вас больше ничто не беспокоит?

— Голова, — сказал Грегсон. — Очень болит голова.

— Мы дадим лекарство. А теперь постарайтесь заснуть.

Выйдя в коридор, Бруно с трудом сдерживал ликование. Парсонс хмуро посмотрел на него:

— Что-нибудь можете сказать?

Бруно взял себя в руки:

— Нет. Пока слишком рано. Но…

— Маниакально-депрессивная стадия миновала, — вмешался Моррисси. — Он выглядит вполне разумным. А такого не было уже три года.

— Эти стержни-глушители… — улыбнулся Бруно. — Что ж, подождем — увидим. Отчет писать пока рано. В окружающей обстановке он определенно ориентируется. Дадим ему отдохнуть. Потом — более подробное обследование. Не хочу спешить.

Но в обществе Барбары он уже не скрывал восторга.

— У нас все получилось, Барбара! Мы нашли средство от безумия.

Она склонилась над столом, наливая кофе.

— Я думала, разных психозов так много, что и лечить их нужно по-разному.

— Да, верно, но прежде мы никогда не добирались до самой сути проблемы. Можно вылечить простуду постельным режимом, горячим питьем и аспирином, зато вакцина от простуды воздействует на сам корень болезни. Некоторые виды психических расстройств считаются неизлечимыми, но столбняк тоже был неизлечим до того, как удалось получить соответствующую вакцину. Лечение с помощью искусственной эмпатии — наименьший общий знаменатель. Оно задействует электронную структуру разума, и, если нет физических повреждений мозга, как в случае далеко зашедшего пареза, наша методика должна прекрасно работать.

— Вот, значит, чем ты занимался, — сказала Барбара. — Боб, ты даже не представляешь, как я рада, что у вас все получилось.

— Что ж, будем надеяться. Мы почти уверены, но…

— Может, возьмешь теперь отпуск? Ты так много трудился!

— Еще несколько недель — и буду готов. Мне нужно привести в порядок записи. На данном этапе я не могу все оставить Парсонсу, но обещаю, это случится очень скоро.

Он поднял взгляд и увидел ее улыбку. И обмер. Улыбка становилась все шире, губы растягивались, обнажая зубы. Нижние веки отвисли… оттянулись…

Нос начал удлиняться. Глаза медленно выползли из орбит, превращаясь в тянущиеся вдоль щек жуткие стебли.

Она таяла, пока не скрылась позади стола.

Стол проваливался.

Теперь уже таяло все вокруг Бруно. Стул под ним стал мягким, а потом жидким. Пол превратился в котел, куда стекали стены, образуя сверкающий водоворот в его центре.

Бруно беспомощно скользил по склону, пока водоворот не поглотил его. Он погрузился в грохочущий хаос, полный тошнотворного ужаса.

Ревел ветер… Пустота сомкнулась вокруг него… Он падал в темноту…

На этот раз, проснувшись, он уже не был ни в чем уверен. Паника не оставляла его. Позже он узнал, что провел в полубреду восемь дней и лишь благодаря неустанной заботе Моррисси вел себя относительно спокойно. Потом последовали недели выздоровления, потом отпуск, и прошло немало времени, прежде чем он вернулся из Флориды, загорелый и здоровый, готовый вновь приступить к своим обязанностям.

Но даже тогда страх не отпускал его полностью.

Когда Бруно ехал к похожему на скопление каменных глыб комплексу строений психлечебницы, он вновь ощутил легкое прикосновение страха. Он дотронулся до руки Барбары, и близость жены придала ему уверенности. Она изрядно ему помогла, хотя и не понимала этого.

Каждый последующий день, когда Бруно с ней расставался, возникало мимолетное предчувствие, что он больше никогда ее не увидит. Чтобы избавиться от неуверенности и вновь ощутить твердую почву под ногами, он целиком погрузился в больничную рутину. И по прошествии еще нескольких недель страх начал отпускать.

Грегсон выздоравливал. Он все еще находился под наблюдением, но любые признаки психоза, похоже, исчезли без следа. Оставались мелкие неврозы — естественное следствие шестилетней болезни, — но при надлежащем уходе они постепенно исчезали. Лечение искусственной эмпатией увенчалось успехом. Однако Бруно постоянно отказывался от новых экспериментов.

Парсонс был недоволен. Ему не терпелось построить график процесса, а одна попытка не давала достаточного количества данных. Бруно продолжал отделываться от физика обещаниями, что в конце концов привело к ссоре, которую прекратил Моррисси, заметив, что формально доктор Бруно —