— Ага, — произнес я, — теперь все ясно.

— У хань есть короткая поговорка, — сказал Хубилай. — Bai wen buru yi jian. Лучше один раз увидеть, чем сто раз услышать. Ты увидел. Итак, теперь позволь мне рассказать о том, как я управляю государством.

Мы вернулись на свои места. Подчиняясь каким-то неслышным приказам, служанки проскользнули в комнату и вновь наполнили наши бокалы.

Великий хан продолжил:

— Все мы люди, Марко, со своими достоинствами и недостатками. Ты согласился поступить ко мне на службу, что меня удивило, поскольку я уверен, что ты осуждаешь мои методы управления.

— Но, великий хан, — произнес я в полном ужасе, — кто я такой, чтобы осуждать хана всех ханов? Это было бы неслыханной дерзостью.

Он сказал:

— Мне доложили о твоем визите к Ласкателю. — Должно быть я бросил невольный взгляд на его сына, потому что Хубилай продолжил: — Я знаю, что Чимким был с тобой, но рассказал мне об этом не он. Не сомневаюсь, что тебя привело в ужас то, как я обошелся с людьми Ханду.

— Сказать по правде, великий хан, обращение с ними действительно показалось мне слишком жестоким.

— Нельзя приручить волка, если выдернуть ему всего один зуб.

— Они довольно долго были нашими спутниками, великий хан и все это время оба вели себя отнюдь не по-волчьи.

— По прибытии сюда их встретили радушно и разместили вместе с моей дворцовой стражей. Воины-монголы не болтливы, но эти двое задавали слишком много вопросов, тщательно продуманных вопросов, своим соседям по казарме. Мои люди отвечали уклончиво, так что в любом случае те двое не узнали бы никаких ценных сведений. Ты знаешь, что я отправил шпионов во владения Хайду. Неужели ты думаешь, что он не способен сделать то же самое?

— Но… — пробормотал я в изумлении. — Я не думал…

— Как властителю широко раскинувшейся империи, мне приходится управлять огромным количеством очень разных народов и стараться удержать в голове все их особенности. Хань терпеливы и уклончивы, персы лежат в засаде, как львы, тогда как все остальные мусульмане — фанатичные овцы, армяне любят пресмыкаться, и так далее. Я, может, и не всегда обращаюсь со всеми ними как следует. Но монголов я понимаю очень хорошо. Здесь я должен править железной рукой, потому что в их лице я правлю железными людьми. Понял?

— Да, великий хан, — слабым голосом произнес я.

— А может, тебе не понравилось и как я обращался с кем-нибудь другим?

— Ну. — Я заколебался, потому что, казалось, он и так уже знает. — Вообще-то… я подумал… в тот день в ченге… вы довольно резко выставили тех голодающих крестьян из провинции Хунань.

Так же резко он сказал:

— Я не помогаю тем, кто, оказавшись в беде, распускает сопли и молит о помощи. Я предпочитаю награждать тех, кто переживает трудности. Любой, кого надо спасать, не стоит этого. Когда на людей сваливается внезапное несчастье или же они попадают в продолжительные неприятности, лучшие и самые стоящие выживут. Остальными можно пренебречь.

— Но хоть что-то можно было для них сделать?

— Есть такие люди, которым дай палец — они откусят всю руку. Тебе такие не встречались? Подумай хорошенько.

Я подумал, но вспомнил лишь, как сам в детстве пытался помочь выжить портовым ребятишкам. Худенькое милое личико малышки Дорис всплыло в моей памяти.

Я сказал:

— Великий хан, ваше презрение к беспомощно пускающим слезы мужчинам и женщинам мне понятно. Но голодающие дети?

— Если это отпрыски тех, кем можно пренебречь, с ними можно поступить так же. Пойми это, Марко Поло. Дети — это самый дешевый и легко пополняемый ресурс на земле. Сруби дерево, и, чтобы выросло новое, потребуется человеческая жизнь. Вырой из земли горючий камень «кара», и он исчезнет навсегда. А если во время голода или наводнения потеряешь ребенка, что потребуется, чтобы заменить его? Мужчина, женщина и меньше года жизни. И если мужчина и женщина сильны и искусны, то они бросят вызов несчастью и родят нового ребенка, еще лучше прежнего. Ты когда-нибудь убивал человека, Марко?

Я моргнул и сказал:

— Да, великий хан, убивал.

— Хорошо. Мужчина тем больше заслуживает места, которое он занимает на земле, если он расчистил себе его. Правда, в этом мире хватает места, дичи для охоты, травы для корма скота, ветвей для топлива и дерева, чтобы построить дома. До того, как мы, монголы, захватили Китай, в нем проживало сто миллионов человек — хань и родственные им народы. Теперь осталась только половина от этого числа, если верить моим советникам-хань, которые обеспокоены тем, что их соотечественники снова умножатся. Если я смягчусь под действием критики, говорят они, население скоро опять станет таким же. Они уверяют меня, что единственного mou земли достаточно, чтобы прокормить и поддержать целую семью хань. На это я возражаю: а не станет ли эта семья лучше питаться, если у нее будет два mou земли? Или три, или пять? Люди будут лучше питаться, станут здоровее и, возможно, счастливее. Печальный факт, но пятьдесят или около того миллионов, которые погибли в годы завоеваний, в большинстве своем были лучшими представителями народа хань — воинами, молодыми, сильными и жизнеспособными. Неужели я теперь превращу свою страну в нерестилище? Ну уж нет, такому не бывать. Похоже, прежние здешние правители любили считать только головы и хвастались, что они правят огромной страной. Я же, напротив, предпочитаю качество количеству. И полагаю, что у меня есть все основания гордиться своей империей.

— Вам позавидовали бы многие правители, великий хан, — пробормотал я.

— Что же касается моей манеры управлять, то позволь мне сказать вот что. В отличие от Хайду я понимаю, что монголы страдают некоторой ограниченностью, и ясно вижу те преимущества, которые есть у других народов. У нас, монголов, немало достоинств: мы энергичны, решительны, честолюбивы, а также, вне всякого сомнения, нам нет равных в воинском искусстве. Поэтому-то среди министров в правительстве у меня преобладают монголы. Но хань знают свою страну и ее население лучше, поэтому я набрал много представителей этого народа в те министерства, которые занимаются внутренним управлением Китая. К тому же хань невероятно сведущи во всем, что касается математики.

— И любят во всем систему, они даже занятия любовью свели до тридцати поз, — со смехом вставил Чимким.

— Тем не менее, — продолжил Хубилай, — хань наверняка будут надувать меня, если доверить им казну. Поэтому на посты, связанные с финансами, я назначаю мусульманских арабов и персов, которые почти такие же хорошие математики. Я позволил мусульманам учредить то что они называют Ortaq (в переводе это слово обозначает «партнер»), — особое сообщество, представители которого разбросаны по всему Китаю, чтобы надзирать за торговлей. Они выжмут все возможное из природных богатств этой земли и талантов людей, которые ее населяют. Таким образом, я дал мусульманам свободу действий, а сам получаю определенную долю от прибылей Ortaq. Для меня это проще, чем взимать многочисленные налоги с каждой отдельной сделки. Вах, я и так порядком намаялся, пытаясь собрать все земельные и имущественные налоги, которые мне причитались с хань.