— Вы пойдёте с нами, лейтенант Устунов? — спросил Карнач, посмотрев на того.

— Нет, командор, — покачал головой Байбал, — это чужой мир и мне пора уходить. Я пойду с Волком и Мангустом к архунам, вернём Уратана в стаю, а потом отправимся в расположение экипажей. Надеюсь, вы не станете возражать.

— Нет, не стану, лейтенант. Это мудрое решение, — Карнач задумался, а потом обернулся и посмотрел на своих товарищей. — Парни, это хороший шанс вернуться на звездолёт. Кто-нибудь хочет уйти с ними? Боюсь, что здесь всё будет только хуже. Это не наш мир.

— Саша, мы же всегда вместе, — проговорил Валуев, грустно взглянув на него. — Если ты остаёшься, то мы тоже.

— Юра, может, пойдёшь с Волком и Мангустом? — Карнач взглянул на Булатова.

— Нет, я вернусь с вами.

— Один за всех и все за одного, — прокомментировал Москаленко, показавшись на пороге с кружкой эля. — Случай хороший, но лично я не готов вернуться.

— Ты никогда умом не отличался, — проворчал Карнач хмуро. — Если завтра нас бросят в бой, что делать будем?

— Драться.

— И я о том же… — он вздохнул. — Ладно, где там оруженосцы, пора готовить пир. Скоро вернётся карательный отряд.

— Зря ты так, — заметил Аль-Сафар. — В этом мире иначе нельзя.

Барон де Сегюр и его рыцари вернулись через пару часов и сразу потребовали у оруженосцев воды, чтоб смыть с оружия и одежды кровь. При этом понятна стала их поголовная приверженность к кожаным курткам и высоким сапогам. Поглядывая, как окрашивается в розовый цвет вода, которую Шарль лил на руки своего господина, Карнач, стоявший рядом, спросил:

— Что в замке?

— Теперь чисто, — спокойно кивнул де Сегюр. — Все убиты.

— И женщины?

Барон внимательно посмотрел на него.

— Послушайте, капитан, я знаю о строгостях вашего устава и признаю, что ваши законы лучше наших. Но мы живём здесь. Вы отлично выполнили свою работу и спасли трёх верных поданных короля и нашего лохматого друга. А теперь позвольте нам выполнить свою, какой бы грязной она вам не казалась. Шарль, найдите верёвки! Закончим с делами, прежде чем садится за стол!

Развернувшись, он вышел на улицу, а следом, нагруженный мотками верёвки, выскочил Шарль. Карнач подошёл к очагу и присел на корточки рядом с Байбалом. Тот задумчиво посмотрел на него.

— В жестокости мира, живущего по своим законам, есть мудрость, командор. Если вы спасёте оленя, попавшего в зубы волка, то волк и его семья умрут с голоду. Если ваш отчаянный друг сейчас пощадит этих разбойников, то уже завтра они начнут убивать снова. Нам, живущим по иным законам трудно принять это, но придя в чужой мир нельзя вмешиваться в установившийся в нём порядок.

— Я всё это понимаю, лейтенант, — кивнул Карнач. — Но как нельзя вытравить из крови де Сегюра законы его мира, так и из моей нельзя вытравить законы нашего. И это противоречие в любом случае будет мучить меня, пока я не выберусь отсюда.

— Так давайте уйдём вместе, — пожал плечами Устунов.

— Нет, я вернусь обратно, Байбал. И не спрашивай меня почему. Я боюсь ответа на этот вопрос. Я всегда боялся таких ответов.

То, что должно было стать пиром, на самом деле таковым не являлось. Все участники этого рейда выглядели усталыми и, наскоро перекусив и выпив вина, отправились спать, оставив на посту оруженосцев. Они проспали весь тёмный день и уже поздним вечером, когда небо над лесом постепенно начало светлеть, наливаясь сочной синевой, барон де Сегюр поднял своих соратников и гвардейцев, заявив, что пора выезжать.

— В этот раз поедем по дороге, так что путь займёт несколько часов, но до утра мы успеем добраться до лагеря и немного отдохнуть перед выступлением, — проговорил он, затягивая на груди шнуровку куртки, после чего обернулся к Карначу, — Если ваши друзья пойдут своей дорогой, капитан, прощайтесь. Скоро отправляемся.

Карнач нехотя кивнул и посмотрел, как Уратан засовывает в котомку остатки продуктов со стола, чтоб отнести своим внукам гостинцы. Он простился с Белым Волком, Мангустом и Байбалом на дороге, и вскоре они вместе со своим другом-архуном скрылись в лесной чаще, а Карнач ещё какое-то время смотрел им вслед, размышляя, правильно ли поступил, решив вернуться в армию короля Ричарда. Однако решение было принято, и менять его он не собирался.

Возвращаясь в харчевню, он рассмотрел в сумерках тела разбойников, висящие на деревьях за хозяйственными постройками, и поспешно отвёл глаза. Возле коновязи его поджидал Москаленко, который деловито подтягивал подпругу седла своего коня.

— Видел, какие гирлянды они развесили на деревьях? — уточнил он. — Хозяйка и мальчик тоже там. Страшно подумать, что они устроили в замке.

Карнач не нашёлся, что ответить, он молча отвязал повод своего коня и сел в седло. Когда отряд уже готов был отправиться в путь, Ламбер вошёл в зал харчевни и сняв со стены факел, поджог полог, закрывающий вход на кухню. Какое-то время он стоял, глядя, как огонь перебирается на сухие балки потолка, а потом вышел и, кивнув де Сегюру, уже сидевшему в седле, подошёл к коновязи, возле которой растерянно топталась маленькая служанка.

— Может, возьмём её с собой? — спросил Ламбер, обернувшись к командиру.

— Армия в походе — не лучшее место для девицы, — проворчал тот.

— Думаешь, будет лучше, если она станет побираться по деревням и попадёт в бордель? — уточнил Ла Моль с сочувствием глядя на девушку. — Или ещё хуже, в руки к бродягам или разбойникам.

— Как хотите, — пожал плечами барон.

Ламбер, сев на коня, протянул девушке руку и она, схватившись за неё, ловко вскарабкалась на круп его лошади. Отряды барона де Сегюра и капитана Карнача отъехали от ярко полыхающей в ночи харчевни. Сзади на почтительном расстоянии брела кляча, в седле которой сидел чернокнижник Ортей Мартус, возвращающийся в Магдебург, а за ним неторопливо шагал маленький ослик с покачивающимся на нём безмолвным помощником.

Карнач на этот раз ехал рядом с бароном, и их подчинённые тоже как-то сами собой перемешались, больше не выдерживая построение.

— Для вас то, что мы делаем, наверно, выглядит дико? — спросил барон, чувствуя скрытое напряжение, возникшее между ним и капитаном. — Осуждаете?

— Нет, ваша светлость, — вздохнул Карнач. — Я не вправе осуждать вас, хоть мне и трудно принять это. Вы поступаете так, как должны, и не нам, чужакам, судить вас.

— Послушайте, капитан, — Марк повернулся к нему. — Я не могу чувствовать, что чувствуете вы, но, кажется, понимаю вас. Я успел близко сойтись с командором де Мариньи и сожалею, что судьба так скоро развела нас, но она же свела меня