Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Однако все эти перестановки, как и ужесточение политики Вашингтона по отношению к Москве, в том числе из-за событий в Анголе, так и не смогли помочь президенту Дж. Форду переизбраться на второй срок. Выборы с очень небольшим преимуществом выиграл малоизвестный в стране губернатор штата Джорджия Джимми Картер, который в конце января 1977 года занял Белый дом. Будучи членом Демократической партии и ортодоксальным баптистом, Дж. Картер как политик сформировался под очень сильным влиянием небезызвестной школы «политического морализма» и именно с этих позиций резко порицал республиканцев за их «цинизм», «прагматизм» и «беспринципность» в отношениях с Москвой и утверждал, что, «увлекшись военно-политическими расчетами», они напрочь забыли о морали и ради подписания соглашений по контролю над вооружениями пренебрегли ценностями свободы и прав личности. В итоге зацикленность Дж. Картера на правозащитной тематике стала, особенно в первый период его президентства, наносить ощутимый урон всем советско-американским контактам. Советские руководители, как писал А. Ф. Добрынин, «пытались через каналы “тихой дипломатии”, вплоть до переписки на высшем уровне “урезонить” Картера, однако все это было напрасно»[1030].
Кроме того, на Дж. Картера огромное влияние стал оказывать его советник по нацбезопасности Збигнев Бжезинский, который, будучи выходцем из семьи польских эмигрантов и воспитанный в духе крайней русофобии, был склонен большую часть международных реалий рассматривать только через призму освобождения Польши от влияния Москвы, которой он всегда приписывал «естественные имперские тяготения к экспансии в западном направлении». Поэтому главной задачей внешней политики США он всегда считал исключительно жесткое противодействие любым попыткам Москвы распространить свое влияние в мире и активную поддержку центробежных тенденций внутри всего «советского блока». Эта логика имела мало общего с концепцией «всемирного статус-кво», которую проповедовали Р. Никсон и Г. Киссинджер, и напоминала прежнюю риторику бывшего госсекретаря Джона Фостера Даллеса, хотя и без присущих ей угроз превентивного ядерного удара по СССР.
Поэтому среди многих сотрудников Администрации Дж. Картера, которые были напрямую причастны к советско-американским переговорам, вскоре стала очень популярна так называемая «идея увязывания», которая предполагала движение к договоренностям в военной области в увязке с обсуждением вопросов защиты прав человека. Американская сторона заняла жесткую позицию в этом вопросе сразу после того, как в Советском Союзе начались аресты членов различных «хельсинкских групп», а академик А. Д. Сахаров 20 января и 17 февраля 1977 года направил лично Дж. Картеру два своих послания с настоятельной просьбой обратить особое внимание на нарушения прав человека в Советском Союзе и содействия в освобождении всех «узников совести»[1031]. В связи с этим обстоятельством внутри Администрации демократов наметился острый конфликт между госсекретарем Сайрусом Вэнсом, который считал главной внешнеполитической задачей США решение крупных военно-политических вопросов, и Збигневом Бжезинским, полагавшим, что именно правозащитная тематика важнее военно-политических проблем. Дж. Картер без конца колебался между позициями своих главных внешнеполитических Соратников, но все чаще и чаще стал склоняться к поддержке З. Бжезинского. А в целом, как писал тот же А. Ф. Добрынин, президент Дж. Картер был не в «состоянии дать твердое и последовательное направление» внешней политике США, и в итоге «получалось как в известной басне Крылова: лебедь, рак и щука в одной упряжке»[1032].
Между тем, как считают целый ряд историков (А. И. Уткин, А. Д. Богатуров, В. В. Аверков[1033]), возросшая гибкость новых военных доктрин, а также военно-технические достижения того времени предопределили возрастание интереса самих американских стратегов к идеям «управляемых конфликтов» и «ограниченных войн» в рамках новой военной доктрины «контрсилы». Более того, сразу после прихода к власти президента Дж. Картера в Вашингтоне особую популярность приобрела концепция «окна уязвимости», автором которой стал бывший заместитель главы Пентагона Пол Генри Нитце, вошедший в состав аналитической группы «Команда В», членами которой были Ричард Пайпс, Пол Вулфовиц, Дэниел Грэм, Джон Фогт и другие американские аналитики правого толка. Сама эта группа была создана еще Дж. Бушем как своеобразная команда «сторонних экспертов» при ЦРУ, которая должна была предлагать альтернативные оценки и заключения по всем ключевым проблемам внешней политики США[1034]. Почти все члены данной группы были убеждены в том, что ЦРУ неверно оценивает военный и особенно ядерный потенциал Советского Союза, который обладал существенным превосходством над США, а также его новейшую военную доктрину «победоносной ядерной войны». Отсюда следовал вывод о том, что Администрация Дж. Картера должна немедленно принять решительные меры для наращивания военного потенциала США, способного противостоять всем угрозам, исходящим от главного геополитического противника, то есть от СССР.
Одновременно Конгресс США принял специальную резолюцию, по которой Администрация Дж. Картера была обязана при заключении новых соглашений, связанных с контролем над вооружениями, добиваться численного равенства всех показателей американских и советских стратегических вооружений.
Кстати, судя по очень обстоятельным мемуарам А. Ф. Добрынина, по факту ревизия Владивостокских договоренностей началась еще при Дж. Форде в 1976 году, когда на одном из заседаний Совета национальной безопасности глава Пентагона Д. Рамсфельд очень жестко схлестнулся с Г. Киссинджером по поводу предстоящей ратификации соглашений ОСВ-2[1035]. Поэтому в феврале-марте 1976 года Дж. Форд попытался «спасти» Владивостокские договоренности и в своих личных посланиях Л. И. Брежневу предложил выделить в отдельный «пакет» договор по ТУ-22М («Бэкфайер») и крылатым ракетам и ратифицировать их. Однако советский лидер отклонил эту идею. Более того, в своем апрельском письме он прямо попенял своему визави, что «особенности внутренней предвыборной ситуации в США не могут служить оправданием для того, чтобы ставить под удар все большое и ценное, что удалось с большим трудом достичь в советско-американских отношениях»[1036].
Тем временем в конце января, а затем в начале