Громыко был научен жизнью: слово — серебро, молчание — золото. Если вообще можно ничего не говорить, то лучше и не говорить. Он избегал встреч один на один, даже на неформальные мероприятия брал переводчика. Так ему было спокойнее. Он начинал свою карьеру в те времена, когда даже послам запрещалось встречаться с иностранцами наедине. Его привычка прятаться под маской от внешнего мира лишь иногда позволяла ему раскрываться.

— Но не зря же его называли «господином Нет», — напомнил я Александру Бессмертных.

— Такова была дипломатия тех лет, — ответил он. — Министры того времени мало чем отличались друг от друга. Холодная война весьма ограничивала дипломатию, как таковую, ведь главным достоинством дипломатов считалось умение говорить «нет». Поэтому наиболее популярной в те времена резолюцией на документе была — «оставить без ответа», то есть превыше всего ценились осторожность и умение вообще не занимать никакой позиции.

Это точно сформулировал Александр Николаевич Яковлев:

— Он выбрал формулу выживания — слово «нет». Люди гибнут на слове «да». Сказав «нет», не пропадешь.

Громыко никогда не снимал маску в том мире, где каждый взгляд, каждое слово улавливалось и анализировалось. Но как только он оказывался в кругу близких сотрудников или семьи, он превращался в иного человека.

Андрей Андреевич слыл страстным борцом с курением и алкоголизмом. На приемах мог выпить рюмку-другую водки, но курения вообще не признавал. И вдруг на одной старой фотографии — еще тех времен, когда он служил послом в США, — его помощники увидели его затягивающимся сигаретой. Они радостно положили снимок ему на стол, и он страшно смутился: скрывал, что когда-то и сам баловался табаком.

Он был неприхотлив в еде. Любил чай с сушками и вареньем, гречневую кашу. Предпочитал темные и серые костюмы. Отдыхать на юг Громыко ездил на поезде. В правительственном вагоне четыре купе, одно — большое — для министра и его жены, три поменьше — для членов семьи. На каждой остановке — кроме ночных — к Громыко приходил соответствующий первый секретарь обкома. Громыко всех расспрашивал о видах на урожай. Видимо, считал, что так надо. В Симферополе первый секретарь Крымского обкома приглашал Громыко с семьей к столу.

На отдыхе не вылезал из моря. Отмечал синим карандашом в специальной тетради, сколько он совершил заплывов, потом хвастался. После Хрущева он, как и другие члены политбюро, стал увлекаться охотой. И все говорили, что Громыко надо дарить ружья.

Друзей у него не было — ему хватало общения с семьей. Хотя даже в разговорах с сыном он был крайне осторожен, в нем всегда присутствовал внутренний цензор. Однажды рассказал дома анекдот — так это все запомнили как событие. Он, хитро глядя, спросил домочадцев:

— А что было до Сотворения мира? — Сделал паузу и сам ответил: — Госплан.

Напутствуя первого советского генерального консула в Западном Берлине в 1971 году, Андрей Андреевич пошутил:

— Вот видите, даже Наполеон был всего лишь консулом, а вы сразу становитесь генконсулом.

Громыко был предан своей жене, с которой прожил всю жизнь. Говорили, что она сильно влияла на кадровую политику министерства, потому что Андрей Андреевич к ней всегда прислушивается. Виктор Суходрев оказался свидетелем того, как министру позвонила раздраженная жена и стала жаловаться, что дочери ее дальних родственников поступали на курсы, где готовили стенографисток-машинисток для МИД. Но их не приняли, потому что они получили по двойке. Громыко вызвал своего старшего помощника, который был в курсе дела, и спросил:

— В чем дело? Почему девочки получили двойки за диктант? Это безобразие! Просто возмутительно!

Помощник стал объяснять:

— Андрей Андреевич, они наделали массу ошибок, поэтому и поставили им двойки…

Громыко разозлился:

— Я сейчас вам такой диктант задам! И вы у меня тоже двойку получите! Немедленно займитесь этим!

Суходрев рассказывает, что Лидия Дмитриевна, приезжая в США вместе с министром, ездила за покупками для всей семьи, искала товар подешевле. Громыко всегда привозил подарки первым лицам в политбюро — шляпы, рубашки и галстуки. Сам, конечно, не покупал, поручал переводчику. Лидия Дмитриевна неизменно отчитывала Суходрева за то, что он выбрал слишком дорогой товар.

Особая сложность состояла в покупке шляп. Те фасоны, которые носили в политбюро, давно вышли из моды, и в Нью-Йорке их просто не было в продаже. Но каждый год Громыко отправлял Суходрева на поиски «нужных» шляп серого цвета. Он брал образцы, привозил. Громыко придирчиво изучал. Иногда приходилось по нескольку раз ездить в магазин, где на каждой шляпе ставились инициалы будущих владельцев — Брежнева, Громыко, Андропова, Подгорного, Черненко…

Товарищам по политбюро Громыко всегда был готов посодействовать. Киевский лидер Петр Ефимович Шелест дал указание постоянному представителю Украины при ООН организовать его жене Ирине Шелест личное приглашение в Соединенные Штаты. Но на всякий случай Шелест позвонил Громыко: как на это посмотрит министр иностранных дел?

Андрей Андреевич был бесконечно любезен, сказав:

— Это правильно, пусть съездит и посмотрит другой мир.

И даже предложил взять жену Шелеста в свой спецсамолет — он летел в Нью-Йорк на сессию Генеральной Ассамблеи ООН.

Громыко радел родным людям. Его дочь Эмилия вышла замуж за профессора МГИМО Александра Сергеевича Пирадова. Для него это был третий брак. Первой его женой была дочь Серго Орджоникидзе. Пирадов быстро получил ранг посла и уехал в Париж представителем в ЮНЕСКО.

«Во время войны он находился в подразделениях Смерша, после войны преподавал в МГИМО, специалист в области международноправовых проблем космоса, — вспоминал один из его парижских подчиненных. — Внешнюю политику знал из главного первоисточника — от А.А. Громыко… Но он практически не знал иностранных языков (слабо английский) и не мог обходиться без переводчиков. Это ограничивало его контактность, и он не ходил на многие приемы, устраиваемые иностранцами».

Заместителем к Пирадову прислали молодого и энергичного дипломата Владимира Леонидовича Быкова. Его успешной карьере тоже немало способствовал удачный брак. Он женился на дочери крупного партийного работника Петра Андреевича Абрасимова, который был послом в ГДР и во Франции, а в ту пору руководил отделом ЦК по работе с загранкадрами и по выездам.

На партийном собрании Владимир Быков неосмотрительно объявил, что отправлен в представительство «навести порядок». Пирадову эти слова сильно не понравились. Его тесть был влиятельнее, и Быкова отозвали в Москву.

Сын Громыко Анатолий тоже захотел попробовать себя в дипломатии. В молодом возрасте он стал советником-посланником в посольстве ГДР. Но вскоре понял, что посольская должность для него заказана, поэтому перешел на научную работу. Его сделали директором Института Африки Академии наук СССР.