Ганс Дитрих Геншер, который много лет был министром иностранных дел ФРГ, вспоминал, как он приглашал Громыко с женой к себе на ужин: «Он рассказывал нам о внуках, с которыми провел отпуск на Черном море. Они были в шутку произведены им во флотские чины за успехи в гребле: младший стал старшиной 1-й статьи, а старший — лейтенантом. Он рассказывал об их проделках на даче, о том, как они, например, за спиной охранника включили сигнализацию. Громыко сказал: «Вы можете себе представить, какие это имело у нас последствия».

Позднебрежневские времена убедили Громыко в том, что он не хуже других может руководить страной, а одной внешней политики для него маловато. Он носил не снимая почетный значок «50 лет в КПСС», демонстрируя свой солидный партийный стаж. После смерти второго секретаря ЦК Михаила Андреевича Суслова он вознамерился занять его место. Но совершил большую ошибку: позвонил Андропову и стал советоваться, не следует ли ему, Громыко, занять эту должность. Разговор получился для Андропова неприятным, потому что это кресло он уже считал своим, о чем Громыко вскоре узнал.

Юрий Владимирович однажды на политбюро серьезно возразил Громыко, пишет Фалин. Министр довольно невежливо высказался насчет того, что каждому следует заниматься своим делом, на что Андропов недовольно буркнул:

— Во внешней политике у нас разбирается лишь один товарищ Громыко.

Отношения между соперниками лишились прежней приязни. Тем более что если Черненко на встречах с иностранцами мог только прочитать подготовленный ему текст и постоянно поворачивался к Громыко, ища у него одобрения, то Андропов не нуждался в помощи министра при общении с иностранными гостями.

Смерть Брежнева Громыко перенес спокойно. Он не боялся за свое положение. Напротив, рассчитывал на повышение. Но Андропов его наверх не пустил, хотя сделал приятное предложение:

— Я, конечно, хотел бы, чтобы ты продолжал работать министром иностранных дел, но в то же время, если ты согласишься, предлагаю тебе занять пост председателя Президиума Верховного Совета. У меня нет сомнений, что все товарищи и на политбюро, и в Верховном Совете поддержат мое решение.

Громыко отказался. Андропов очень удивился:

— А я думал, тебе это предложение понравится.

Громыко объяснял потом сыну:

— Я знаю, пройдет два-три месяца после моего назначения на пост председателя, как Юрий Владимирович начнет крепко сожалеть о своем предложении.

Андропову понадобится этот пост для ведения международных дел, предсказывал Громыко. Так и произошло. В порядке компенсации Андрей Андреевич получил к посту министра должность первого заместителя главы правительства. После Андропова Громыко примеривался уже к посту генерального, но выдвинули Черненко. Как это произошло, министр обороны Устинов потом рассказал главному кремлевскому медику — академику Евгению Ивановичу Чазову:

— Мы встретились вчетвером — я, Тихонов, Громыко и Черненко. Когда началось обсуждение, почувствовал, что на это место претендует Громыко, которого мог поддержать Тихонов. Ты сам понимаешь, что ставить его на это место нельзя. Знаешь его характер. Видя такую ситуацию, я предложил кандидатуру Черненко, и все со мной согласились.

«Я всегда верил Устинову, считая его честным и откровенным человеком. Но в тот момент мне показалось, что он чуть-чуть кривит душой, — пишет Чазов. — Больной, к тому же по характеру мягкий, идущий легко на компромиссы, непринципиальный Черненко вряд ли мог противостоять настойчивому, сильному и твердому Устинову, возглавлявшему военно-промышленный комплекс».

Любопытно, что Громыко упрекал других за раболепство. Рассказывал сыну, как они с Андроповым были у тяжелобольного Брежнева. Тому нездоровилось. И он вдруг произнес:

— А не уйти ли мне на пенсию? Чувствую себя плохо все чаще. Надо что-то предпринимать.

Брежнев был настроен на серьезный, долгий разговор. Но Андропов тут же перебил:

— Леонид Ильич, вы только живите и ни о чем не беспокойтесь, только живите. Соратники у вас крепкие, мы не подведем.

Брежнев растрогался:

— Если вы все так считаете, то еще поработаю.

Громыко осуждал Андропова за лесть, но сам практически то же самое сказал уже умиравшему Черненко. Дня за три до своей смерти Константин Устинович позвонил ему:

— Андрей Андреевич, чувствую себя плохо. Вот и думаю, не следует ли мне самому подать в отставку. Советуюсь с тобой…

Громыко не хотел рисковать.

— Не будет ли это форсированием событий, не отвечающим объективному положению? Ведь, насколько я знаю, врачи не настроены так пессимистично.

— Значит, не спешить? — переспросил с надеждой в слабеющем голосе Константин Устинович.

— Да! Спешить не надо, это было бы неоправданно.

Черненко остался доволен разговором. Громыко подтвердил свою славу великого дипломата. Для страны такая дипломатия была, конечно, губительна. Но Андрей Андреевич в эти сложные годы думал о себе.

«Генеральный секретарь был болен, — вспоминал известный партийный работник Юрий Анатольевич Прокофьев. — Проходило собрание в Кремле в зале пленумов. Собрался очень узкий круг людей, и вместо Черненко с заявлением от его имени должен был выступить Виктор Васильевич Гришин.

Я должен был сидеть в президиуме рядом с Гришиным, как первый секретарь райкома партии, а Андрей Андреевич Громыко — рядом с Горбачевым. И вот, когда мы выходили на сцену, Громыко резко отодвинул меня плечом, рванулся из всех сил вперед и уселся рядом с Гришиным. Я, честно говоря, заметался, не зная, куда сесть. Смотрю: место свободное рядом с Горбачевым, я и сел рядом».

Похоже, Андрей Андреевич питал некоторые надежды возглавить страну после Черненко. Бывший председатель КГБ Крючков пишет, как в январе 1988 года ему присвоили звание генерала армии. Подписал указ Громыко как председатель Президиума Верховного Совета. Он сам позвонил Крючкову, поздравил, завязался разговор. Громыко вспоминал Андропова, Устинова. Заметил, что, наверное, скоро уйдет на пенсию:

— Боюсь за судьбу государства. В 1985 году, после смерти Черненко, товарищи предлагали мне сосредоточиться на работе в партии и дать согласие занять пост генерального секретаря ЦК КПСС. Я отказался, полагая, что чисто партийная должность не для меня. Возможно, это было моей ошибкой.

Сыну Громыко говорил, что на пост первого человека не претендует:

— Не за горами мое восьмидесятилетие. После перенесенного, как мне сказали врачи, «легкого инфаркта», да еще при аневризме, да еще после операции на предстательной железе думать о такой ноше, как секретарство, было бы безумием. Учти, у меня нет своей партийной или государственной базы, не говоря уже о военной, чтобы побороться за этот пост. Да и не хочется… Гришин, Романов, Горбачев — вот они будут претендовать.

«Я не задавала папе вопросов, была ли у него возможность стать генеральным секретарем партии, — рассказывала дочь Андрея Андреевича. — Как-то, когда папа уже был на пенсии, во время прогулки по лесу кто-то из членов семьи задал ему этот вопрос. Папа ответил: «Чтобы стать генеральным секретарем партии, мне надо было за это бороться. У меня уже большой возраст. Если бы я и стал генеральным секретарем, мне потребовалось бы огромное напряжение всех своих физических сил. Моего здоровья хватило бы только на один год работы».