ему даже не понадобилось опускать глаза — хватило и выражения на лице охранника.

Белая рубашка превратилась в прилипшую к телу красно-коричневую тряпку и напоминала собой повязку, которую надо было срочно сменить. Вдруг ему на рот легла большая, шершавая ладонь, в нос ударил запах провонявшей никотином кожи, а горло взяла в захват твердая, как дерево, рука.

— У нас проблемы! — сказал Эдмундс Бакстер. — Они что-то заподозрили.

— Ты уверен? — спросила она, не в состоянии скрыть в голосе панику. — Если нас раскрыли, надо штурмовать.

— Точно сказать не могу… Я их не вижу.

Голос Бакстер на мгновение отдалился и стал тише.

— Готовьтесь к штурму, — обратилась она к какому-то невидимому собеседнику.

Потом ее слова зазвучали с прежней громкостью:

— Эдмундс, решение за тобой.

— Эй! Эй! Что происходит? — спросил, не повышая голоса, какой-то человек и направился к двери.

Некоторые из присутствовавших тоже обратили внимание на затруднение у входа и теперь с интересом следили за происходящим. Руш тщетно пытался оттолкнуть руку, сжимавшую его шею. Через порванную рубашку виднелось слово, почти неразборчивое от запекшейся крови, будто это была небрежно размалеванная картинка-раскраска.

— В чем дело? — спросил подошедший к ним мужчина у охранников.

Невысокого роста, лет под пятьдесят, он обладал поразительно добрым лицом для того места, где они все находились.

— Вы, Док, велели обращать внимание на подозрительные моменты, — ответил тот, что повыше. — Его шрамы совсем свежие, — объяснил он без всякой на то необходимости.

Доктор аккуратно откинул рубашку и поморщился, увидев перед собой кровавое пятно. Потом посмотрел Дамьену в глаза и жестом велел второму брату убрать ладонь, чтобы он мог говорить.

Почувствовав, что ему перестали зажимать рот, а рука на горле немного ослабила хватку, Руш жадно глотнул воздуха.

— Ой-ой-ой! Что это вы с собой такое сделали? — произнес доктор спокойно, но подозрительно, явно ожидая объяснений.

— Я прорезаю их заново каждое утро, — сказал Руш.

Ничего лучше он придумать не смог.

На лице врача отразилась нерешительность.

— Кто вас сюда пригласил? — спросил он Руша.

— Доктор Грин.

Эти слова вполне могли оказаться правдой, но в данном случае пользы от них не было никакой. С легкой руки ФБР Алексей Грин за одну ночь стал чуть ли не самым известным на всей планете человеком.

Доктор посмотрел на Руша, провел ладонью по своему подбородку, огорченно пожал плечами и приказал:

— Убейте его.

Рука снова сдавила горло, глаза Руша расширились. В попытке разжать эту хватку, мешающую ему дышать, он стал отчаянно отбиваться и извиваться. В этот момент внимание доктора привлекла одна деталь.

— Прекратить! — велел он, взял агента за запястья и перевернул их вверх. — Вы позволите? — вежливо спросил он, словно у его собеседника был выбор.

Доктор расстегнул на рубашке Руша манжеты, закатал рукава, и взору окружающих открылись запястья, покрытые рваными шрамами. Он осторожно провел пальцем по сморщенным, бугорчатым, розовым рубцам.

— Их свежими никак не назовешь, — улыбнулся он Рушу, — как вас зовут?

— Дамьен, — прохрипел агент.

— На будущее строго следуйте инструкциям, Дамьен, — сказал доктор и обратился к охранникам у двери: — Думаю, мы с уверенностью можем считать Дамьена одним из нас.

Освободившись от удушающего захвата и глотнув воздуха, Руш, пошатываясь, сделал два шага вперед, чтобы его мог увидеть в проем Эдмундс.

— Вы молодцы, — сказал мужчина братьям, — но, мне кажется, вы должны попросить у Дамьена прощения.

— Извините, — ответил охранник повыше и потупил взор, как нашкодивший школьник.

Тот, что душил Руша, отвернулся к стене и стал что есть мочи лупить в нее кулаками.

— Успокойтесь! — сказал Док, отнимая его руки. — Успокойтесь, Малкольм, никто на вас не сердится. Я лишь попросил вас извиниться перед Дамьеном, это дань вежливости.

— Простите, — сказал охранник, не осмеливаясь посмотреть доктору в глаза.

Все еще согнувшись пополам и пытаясь отдышаться, Руш милостиво махнул рукой, давая понять, что прощает обидчиков, и воспользовался представившейся возможностью, чтобы достать из кармана наушник.

— Отдохните немного, — сказал доктор, покровительственно похлопывая агента по спине. — Когда придете в себя, сядьте на свободное место.

Не разгибаясь, Руш бросил последний взгляд на торчавшего в вестибюле Эдмундса, после чего створки тяжелых дверей сомкнулись, щелкнул замок, и они оказались отрезаны от внешнего мира.

Доктор отошел.

Сделав над собой усилие, Руш с трудом выпрямился, быстро сунув в ухо наушник с микрофоном, и впервые за все время оглядел конференц-зал. По сравнению с убогим депрессивным залом в здании напротив, это помещение было залито ярким светом и казалось вполне современным. Дамьен быстро сосчитал стулья в заднем ряду и прикинул количество рядов между ним и сценой, чтобы оценить численность собрания. Сама сцена возвышалась метра на полтора над полом, за ней висел большой проекционный экран. Врач, приказавший охранникам его пропустить, поднялся по ступенькам и присоединился к двум коллегам, которых Руш не узнал.

— Я внутри, — едва слышно пробормотал он, — подозреваемых от тридцати пяти до пятидесяти.

Он углядел в конце ряда свободное место и стал протискиваться боком, повернувшись лицом к залу. Как только он добрался до своего кресла, все присутствовавшие встали, и он увидел перед собой море лиц.

Ему сразу же захотелось броситься из этого зала прочь, хотя он и понимал, что бежать особенно некуда, но уже в следующую секунду присутствующие разразились громом восторженных аплодисментов.

На сцене стоял Алексей Грин.

Руш повернулся и посмотрел на длинноволосого мужчину, который махал рукой, приветствуя экзальтированную аудиторию. Чтобы его явление стало поистине незабываемым, он надел элегантный синий костюм с отливом и сделал еще один, возможно, куда более эффектный жест: приказал вывести на экран у него за спиной огромную фотографию трупа Банкира, подвешенного на фоне нью-йоркских небоскребов.

Руш тоже захлопал в ладоши, отдавая себе отчет в том, что где-то на этой фотографии был и он сам — в неразличимой толпе представителей экстренных служб, взиравших на тело с безопасного настила моста.

— Вижу Грина, — ему пришлось чуть ли не кричать, чтобы перекрыть аплодисменты, ставшие еще громче, когда на экране появился другой снимок: на смену Банкиру пришла смятая полицейская машина, зад которой торчал из стены 33-го полицейского участка, словно рукоять ножа.

Руш вспомнил, как смотрел в морге на останки полицейского Кеннеди, прекрасного во всех отношениях человека. Вспомнил грязную веревку на правом запястье, с помощью которой его привязали к капоту собственной патрульной машины, чтобы размазать о стену здания, где работали его друзья