– Прекратите, сказано же – не мешать! – перевел я его пантомиму.

– Не-ет, – помотала она головой. В ее глазах плясали языки пламени, а лицо в свете костра казалось бронзовым. – Продолжай, Игирид! Я ничего не испорчу, вот увидишь…

Кажется, я слыхал о таком: если уж начал призыв, прерывать его нельзя. Вот и Игирид сверкнул на Фергию глазами, но сказать ничего не сказал, продолжил заунывную мелодию. Только теперь она прерывалась то звонкими, то глухими ударами камня о камень – как мне казалось, не в склад и не в лад, но пламя костра вдруг вспыхнуло еще ярче. А потом Фергия подхватила песню Игирида – совсем в другой тональности, и мне поначалу казалось, от такой какофонии костер вовсе погаснет, но нет… Сперва пламя немного приугасло, потом взвилось выше прежнего, и призыв звучал теперь на два голоса: низкий монотонный мужской, похожий на рокот прибоя, и женский, высокий и резкий, будто чаячий крик над волной. А еще сталкивались камни, и нечеткий ритм делался все быстрее и быстрее…

Клянусь, я не помню, когда тоже запел, присоединив свой голос к этим двум. Я смотрел вверх, на стремительно уходящего за горизонт Дракона, чьи крылья сияли сегодня особенно ярко, и что-то рвалось наружу, странное, непонятное… древнее. Спроси меня – не отвечу, что за песня звучала тогда у меня внутри, откуда я узнал ее… Помню лишь, я чувствовал – это правильно, так и должно быть, так было всегда…

И вдруг все закончилось.

Взметнулось и бессильно опало пламя костра, сверкнули напоследок звезды, и небесный Дракон продолжил свой вечный путь за грань небосклона.

– Вот… теперь Великая услышит… – с трудом выговорил Игирид, нашарил фляжку и припал к ней. – А сейчас не мешайте… Устал я…

С этими словами он улегся прямо на камни, сунул фляжку под голову и мгновенно уснул.

Я покосился на Фергию – она никаких признаков усталости не выказывала, напротив, выглядела до неприличия бодрой. Впрочем, я уже заметил, что она оживляется к вечеру. Может, потому, что становится немного прохладнее? Все-таки северянам в наших краях не слишком уютно, равно как и нам в их снегах. Конечно, ко всему привыкаешь, но Фергия не настолько давно живет в Адмаре… Тут я вспомнил, как она грелась на полуденном солнце, и выругался про себя – Фергия ведь маг, что ей эта жара? Захочет – вообще ее не почувствует!

– Что это было? – спросил я, чтобы не молчать.

– Вы будто не помните, как я призывала джанная, то есть вас, – покачала она головой, и я в очередной раз сдержал ругательство.

В самом деле, в гавани Фергия завывала почти так же, а еще колотила в парадный щит Даллаля!

– Тогда ритм был совсем другим, – нашелся я.

– Разумеется. Я же не собиралась действительно призывать какую-нибудь тварь, а просто давала вам понять, что пора выныривать.

– А откуда вы знаете… ну… этот напев? Хотя я и так догадаюсь – это откуда-то с Севера? Но почему…

– Почему он так похож на тот, что выводил Игирид? Не знаю, право слово, – усмехнулась она. – Полагаю, в незапамятные времена, когда еще жива была древняя Империя, обмен знаниями происходил намного интенсивнее, нежели в наши дни. Сейчас ведь огромные области недоступны исследователям и тем более простым путешественникам, о чем же тут говорить? Ну или магическая наука шла схожими путями в разных частях света. Годится любая версия, Вейриш, а доказательств мы все равно не добудем, как ни пытайся. На это нужно положить всю жизнь, а я как-то не настроена рыскать невесть где и разыскивать последних носителей тайного знания.

– Да мне просто интересно, это Иррашья его научила или Игирид и так знал эту… песнь призыва? – пояснил я.

– Прилетит – спросим, – ворчливо ответила Фергия. – И вообще, вы сами-то ее откуда знаете?

Я только руками развел.

– Меня этому точно никто не учил. Я сам удивился, когда вдруг…

– Прорвало? Ну… – Она задумалась. – Возможно, у драконов это что-то такое… изначальное, врожденное, если угодно. Просто не все этим пользуются – кому не нужно, кто забыл, кто вообще не знал, что такое возможно, вот как вы, например.

– Да уж, о таком точно нужно спрашивать у прабабушки… – пробормотал я.

– Что, заночуем здесь? – спросила Фергия. – Правда, мы вьюки оставили в хижине.

– Вряд ли их стащат.

– Но есть-то хочется! С другой стороны, этого вашего сородича оставлять одного как-то нехорошо.

– Кто ж его потревожит? Пустынных падальщиков в округе нет, иначе бы мы их услышали, а люди тем более его не тронут. Если уж они знают, что он подручный Иррашьи, да еще догадываются, что и сам Игирид не так прост, то не рискнут, – улыбнулся я.

– Не прост он, не прост, это вы верно говорите, – пробормотала Фергия, рассматривая спящего. – Но вот что с ним не так? Вы дракон, вы и скажите!

– Откуда же мне знать? Я не чую всякое… проклятия, например, как он. Вижу, что дракон, а почему такой странный – представления не имею. Может, потому, что память потерял, может, не только…

Тут меня вдруг осенило.

– Фергия! Я помню, ваша матушка упоминала – некоторые маги способны так управлять разумом другого человека, что он не может ни противиться вопросам, ни лгать…

– Ну да, есть такие, на нашем жаргоне – маги-палачи, – без особой охоты ответила она. – С чего вы вдруг об этом вспомнили?

– А еще я слышал от Флоссии, что она обучена такому мастерству.

– Да, и даже применяла его к папе в порядке эксперимента, было дело.

– А вы такое умеете?…

– Умею. И я догадываюсь, к чему вы клоните, но… нет, – решительно помотала головой Фергия и принялась по привычке отгибать пальцы. – Во-первых, Игирид не человек, а дракон, и я не хочу лишиться рассудка, попытавшись проникнуть в его разум. Во-вторых, я далеко не опытный маг-палач, я знаю только несколько общих приемов, и мне никогда не приходилось использовать их в деле. Добровольные помощники на тренировках не считаются.

– Что, даже я? – перебил я.

– А вы тут при чем?

– При том, что я тоже дракон. И если вы поймете, чем мы отличаемся от людей, тогда, может, сумеете заглянуть и в разум Игирида?

– То есть вы вот так легко впустите меня к себе в голову? – Фергия смотрела на меня как на умалишенного. – Вы хоть задумайтесь, что я могу там увидеть!

– Мне нечего стыдиться, кроме разве что своей лени, – сказал я. – Но это следствие проклятия.

– Неужто и прежде не случалось ничего неприятного? Позорного? Стыдного?

– Наверно, – пожал я плечами, – но я ничего подобного не помню. А раз не помню, значит,