что все пути на Москву, по существу, были открыты, так как на Можайской линии, где находились наши небольшие части, они, естественно, не могли остановить противника, если бы он двинул свои войска на Москву. И единственная, если можно так сказать, выигрышная сторона нашего положения заключалась в том, что немцы, все их главные силы, были скованы действиями наших окруженных частей западнее и северо-западнее Вязьмы10.

Я тут же позвонил Сталину в Москву, доложил ему суть обстановки. И сказал, что самое главное – это сейчас как можно быстрее занять Можайскую линию обороны. Потому что там, на участке Западного фронта, по существу, войск нет. Надо стягивать на Можайскую линию все, что можно стянуть, с соседних участков, с соседних фронтов, из резерва Ставки и приводить ее в обороноспособное состояние.

Он спросил:

– А где, собственно говоря, части Шестнадцатой армии, Девятнадцатой армии, Двадцатой армии и группа Болдина11 Западного фронта? Где Двадцать четвертая и Тридцать вторая армии Резервного фронта?

На это я говорю, что они находятся в окружении, дерутся западнее Вязьмы.

Сталин спрашивает:

– Что вы намерены делать?

Я говорю, что для выяснения обстановки намерен немедленно выехать к Буденному12.

– А вы знаете, где его штаб? Где Буденный?

Я говорю: нет, не знаю. Конев тоже не знает, связи со штабом Резервного фронта, с Буденным, нет. Поеду искать, он где-то под Малоярославцем должен быть. По общим признакам должен быть там!

– Хорошо, поезжайте, разберитесь и тотчас же докладывайте мне!

Перед рассветом восьмого числа прибыл я в район Обнинска. Полустанок Обнинское хорошо мне знаком по моему детству и юности. С этого полустанка меня мать, одиннадцатилетнего парнишку, отправляла в Москву, в учение скорняжному делу. Много раз я, будучи мастером, бывал в деревне, сходил на этом полустанке, отправляясь домой, и садился обратно при поездке в Москву. Так что вообще-то эта местность хорошо мне знакомая, как говорится, исхоженная мною вдоль и поперек.

Когда я подъезжал к Обнинску, признаков нахождения штаба я не заметил. А потом вдруг вижу – два связиста тянут проволоку недалеко от дороги. Я остановил машину, спрашиваю:

– Товарищи, не знаете, – говорю, – где штаб Резервного фронта?

– Нет, не знаем.

– А куда вы тянете провод?

– Куда надо, – говорит солдат, – туда и тянем!

Здоровый детина такой! Ну, думаю, солдаты хорошо службу знают, раз незнакомому человеку так отвечают. Пришлось назвать себя, кто я такой есть.

– Извиняемся, – говорит, – мы вас не знаем в лицо, поэтому так и ответили. А что касается штаба, – говорит, – то вы его уже проехали. Вон за мостом через Протву, на горе, вам охрана покажет, куда надо ехать!

Ну, я поблагодарил и поехал. И действительно, через три минуты уже был в штабе. Как раз в это время представитель Ставки Мехлис, в комнату к которому я попал в первую очередь, разговаривал по телефону и кого-то здорово распекал. Тут же вошел начальник штаба13. Меня интересовал командующий. Я говорю:

– Где командующий? Где Семен Михайлович?

– Товарищ генерал, сами не знаем! Вчера поехал в Сорок третью армию, боимся, не случилось ли что там с Семеном Михайловичем. Посылали офицеров связи, но до сих пор не нашелся Семен Михайлович!

Короче говоря, так ничего толком дополнительно не узнав, поехал искать Семена Михайловича. Поехал через Малоярославец – думаю, что ближе к фронту скорей разберусь в обстановке. Проезжаю через Малоярославец – видим машины, спрашиваю, чьи машины.

– Семена Михайловича Буденного.

Ну, я обрадовался, что Семена Михайловича нашел. Вошел в помещение райисполкома, где Семен Михайлович находился, застал его там – он внимательно рассматривал карту. Поздоровались, потолковали с ним, что и как. Я сказал, что был у Конева.

– А как дела у Конева?

Я говорю:

– Да вот, дела сложились там не особенно хорошо.

– А у нас, – говорит Буденный, – тоже не лучше. Дорогу на Малоярославец и далее на Москву, собственно говоря, прикрывать нечем. А это очень опасное направление!

Поговорили с Семеном Михайловичем, чтобы он возвращался в штаб. Я объяснил ему, где его штаб остановился. Говорю:

– Позвони сейчас же Верховному и доложи обстановку, как она здесь сложилась, на твоем участке. И скажи, что я поехал в сторону Юхнова, а затем в направлении на Калугу. Хочу разобраться, что там происходит.

По пути в Юхнов меня встретил комендант укрепленного района Малоярославец, который фактически только начал формироваться. Поговорил с ним, дал ему указания в отношении разведки и обеспечения этого направления в пределах его возможностей. А сам поехал в Медынь – увидел там разрушения, которые произвела накануне авиация. Там не было ничего, никаких войск. Встретил только женщину – стоит и копается в чем-то… Обращаюсь к ней, не отвечает. Смотрит непонимающим взглядом. Вдруг выходит из-за угла другая женщина, с мешком, половина мешка у нее чем-то набита.

– Вы, – говорит, – у нее ничего не спрашивайте, она с ума сошла с горя.

– С какого, – говорю, – горя?

– А вот вчера налетела авиация, она, говорит, набирала воду из колодца, на ее глазах в дом попала бомба, дом разрушила, и под этими обломками придавило ее двоих внучат. Да вот, – говорит, – и я собираюсь уходить в Малоярославец, но ничего никак но найду. Дом наш тоже разрушен. А надо чем-нибудь из одежонки запастись на дорогу.

Я спросил:

– Тут были какие-нибудь части? Солдаты, военные?

– Нет, – говорит, – никого, ночью сегодня прошли, провезли раненых, две машины прошло, и милиция вчера вечером тоже отошла, никого нет. И жители все ушли в сторону Малоярославца.

Поехал я дальше в направлении Юхнова. В одном перелеске вдруг меня остановили солдаты в шлемах, смотрю – танкисты.

– Кто вы будете? – спрашивают.

Я назвал себя.

– Вы кто такие?

– А мы танкисты.

– Какая часть?

– Танковая бригада.

– Кто командир?

– А вот он здесь, недалеко.

Я пошел и, к счастью, смотрю, знакомый человек – Троицкий14. Подошел, докладывает:

– Командир бригады Троицкий. Бригада стоит в резерве Главного Командования.

Это была очень приятная для меня встреча. Троицкий был в свое время начальником штаба одиннадцатой танковой бригады, бригады Яковлева. Очень хороший начальник штаба был. А эта бригада была грозой японцев. На горе Баин-Цагая она учинила им полный разгром, и японцы, надо прямо сказать, боялись этой бригады. Обсудили с Троицким обстановку, что ему надо делать. А сам я поехал в район Калуги. Калуга была еще в наших руках, и на подступах к Калуге драка была довольно ожесточенная.

В районе Калуги меня догнал офицер штаба Резервного фронта и вручил телефонограмму