Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Вопрос. А московское ополчение, какую оно роль сыграло в обороне Москвы?
Жуков. Что можно сказать о московском ополчении? Вначале у ополченческих дивизий не было, конечно, опыта в борьбе с таким сильным противником, с которым приходилось драться. Но постепенно они набирались опыта и дрались неплохо. Они были укомплектованы, как вам известно, разным составом. Там были и ученые в почтенном возрасте, инженеры, работники культуры, партийные работники, советские работники, – в военном отношении они соответствующей подготовки до этого не проходили, и им пришлось учиться в процессе сражений. Конечно, эти люди были нужны тогда для работы в тылу на соответствующих участках трудового фронта. Но я считаю, что формирование ополченческих дивизий безусловно оправдано. Они ведь были сформированы тогда, когда над Родиной и над Москвой нависла смертельная опасность. Главная их задача тогда была – отстоять Москву, сломать противника на подступах к Москве. А впоследствии некоторые из них стали гвардейскими, вы это знаете. Я встречался потом с некоторыми командирами и бойцами этих ополченческих дивизий, которым было по пятьдесят пять – шестьдесят лет. Некоторых, помню, встречал на подступах к Берлину. Они и духом были довольно крепки, и даже и физически втянулись в войну.
Вопрос. Не смогли бы вы привести примеры наибольшего напряжения в период оборонительных боев под Москвой?
Жуков. Напряжение было большое, когда немцы начали наступать пятнадцатого и шестнадцатого ноября, когда они на флангах нашей обороны создали очень крупное превосходство в силах, особенно в танках, Как вам известно, их главная ставка – на бронетанковые войска и на авиацию. В этот период была самая напряженная битва.
На участке Шестнадцатой армии немцы в общей сложности ввели в дело более шестисот пятидесяти танков. Причем в первом эшелоне сразу бросили против армии Рокоссовского такую махину! И, надо сказать, в ряде случаев положение было довольно пикантное. Наши войска, конечно, нигде не дали себя окружить. У нас была построена довольно глубокая оборона, в том числе в противотанковом отношении. Танковые бригады, как правило, во взаимодействии с артиллерией были расположены у нас глубоко, так что немцы со своими танковыми частями, вклинившись в оборону, попадали под расстрел танковых засад. Но все же нашим войскам было тяжеловато, особенно армии Рокоссовского, там, куда обрушился самый мощный
Конечно, Константин Константинович мог бы вам рассказать детали, он непосредственно руководил этим боем и переживал, пожалуй, больше, чем командующий фронтом. На его участке, я вам прямо скажу, были моменты тяжелые. Фронт иногда выгибался дугой, и казалось, вот-вот может случиться непоправимое, фронт будет прорван. Но нет! Фронт выдержал! Для того чтобы укрепить это самое для нас опасное направление – армию Рокоссовского, – мы перебрасывали все, что было можно, с других, соседних участков. Брали из центра фронта, где противник был менее активен и, по существу, вел сковывающие действия. Это дало возможность нам взять оттуда все, что можно. Вначале мы взяли армейские резервы – перебросили к Рокоссовскому, потом взяли дивизионные резервы – перебросили к Рокоссовскому, это уплотняло, усиливало оборону, потому что армия истекала кровью, надо было ее чем-то подкреплять. А затем дело дошло до того, что мы уже начали в батальонах забирать отдельные взводы, отдельные группы танков, отдельные противотанковые ружья – и все это на машинах быстро доставлялось на участок Шестнадцатой армии и включалось в борьбу на самых ответственных участках. И в конце концов нам удалось укрепить армию Рокоссовского. Войска дрались мужественно и не дали себя опрокинуть.
А затем подошла Первая армия, которой командовал Василий Иванович Кузнецов21. Между прочим, в ее составе были три или четыре, я сейчас точно не помню, бригады моряков. Это были мужественные бойцы. Должен вам сказать, что я имел с ними дело под Ленинградом, когда Ленинград был в серьезной опасности. В районе Урицка, в районе Пулковских высот, в районе Колпина эти морские бригады покрыли себя неувядаемой славой. Немцы, когда выясняли, что здесь действуют моряки, бросались в атаки не особенно ретиво. Под Москвой моряков было, насколько я помню, шесть бригад, и они в ряде мест спасали положение. А в Первой ударной армии, в которой было больше всего моряков, они атаковали противника очень лихо и очень быстро сломали его сопротивление, когда перешли в контрнаступление, особенно в районе Клипа, – да и в дальнейшем тоже. Морякам можно сказать сейчас большое спасибо за такую их работу.
Вопрос. Когда созрел план перехода в контрнаступление?
Жуков. Я мог бы сказать вам, что по этому вопросу у меня уже написано, и прочее… Но в ряде случаев непосвященными все это как-то неправильно ощущается, видимо, по незнанию. Вся забота тогда была – остановить противника, измотать его и нанести контрудары, с тем чтобы отбросить вклинившиеся на флангах группировки. А когда нашей разведкой и по поведению противника, и по его действиям было установлено, что он выдохся окончательно и уже не выдерживает наших контрударов, особенно когда была введена Первая ударная армия Кузнецова, нам стало понятно, что мы не должны остановиться на контрударах, а должны немедленно использовать такой благоприятный момент и развернуть контрнаступление, о чем мы и докладывали в Ставку, Верховному Главнокомандованию. Я помню переговоры по этому вопросу с Александром Михайловичем Василевским22, с Шапошниковым. Они тоже были такого же мнения. И тогда Верховный Главнокомандующий приказал нам представить свои соображения насчет контрнаступления. Такой план был представлен, одобрен, и одновременно Ставка приказала и соседним фронтам, Калининскому и правому крылу Юго-Западного фронта, подключиться и повести общее контрнаступление. Я считаю, что момент был выбран довольно удачный, потому что у противника уже не только не было сил наступать на Москву, но и фактически он не способен был выдержать наши контрудары и организовать оборону.