Вельможи в амфитеатре прогуливались среди скамей и вели какие-то беседы, но когда пение сделалось громче, все разговоры прекратились и сановники принялись встревоженно озираться.

Группа гугенотов на крыше соседнего здания попыталась перекрыть католиков, запев псалом, их поддержали другие. В толпе внизу зашевелились крепкие молодые люди, направились к этому зданию.

Налицо были все признаки скорого мятежа. Если стычка все же произойдет, умиротворяющее влияние свадьбы будет сведено на нет.

Нед выглядел приятеля Уолсингема, маркиза де Ланьи, в расшитой бриллиантами шапке, и протолкался к нему.

– Вы не могли бы унять этих поющих гугенотов? – спросил он. – Толпа злится все сильнее. Мы проиграем все, если начнутся беспорядки.

– Я велю им умолкнуть, если католики прекратят распевать свою похабщину, – отрезал маркиз.

Нед стал высматривать какого-нибудь вменяемого католика – и увидел Афродиту де Болье. Он бросился к девушке.

– Может, найдете священника или кого-то еще, кто заставит толпу перестать петь про Анже? Иначе нам всем грозят неприятности.

Афродита сразу поняла, что он имеет в виду.

– Пойду в собор, поговорю с отцом.

Нед покосился на Анри де Бурбона и Гаспара де Колиньи. Вот он, корень всех зол!

Он вернулся к Ланьи.

– А вон тем двоим вы можете объяснить, что им лучше исчезнуть? Уверен, они не нарочно, однако толпа звереет, сами видите.

Ланьи кивнул:

– Конечно. Никто из них не хочет неприятностей.

Несколько минут спустя Анри и Колиньи скрылись в архиепископском дворце. Из собора вышел священник и сказал зевакам, что те своим пением мешают службе. Пение смолкло. Гугеноты на крыше тоже замолчали. Площадь успокоилась.

Хвала небесам, подумал Нед; пока обошлось.

5

За венчанием последовали три дня буйных празднеств, но мятежа так и не случилось. Пьер испытал горькое разочарование.

Да, на улицах и в тавернах происходили мелкие стычки и пьяные драки, воодушевленные протестанты сцеплялись с разъяренными католиками, однако ни одна стычка не переросла в мятеж, способный охватить весь город.

Королева Екатерина не желала насильственного противостояния. Колиньи, подобно большинству умных и коварных гугенотов, сознавал, что добьется большего, не проливая крови. Вместе они сумели остудить наиболее горячие головы с обеих сторон.

Де Гизы пребывали в растерянности, видя, что власть и влияние ускользают из их рук. А потом Пьер придумал новый план.

Нужно убить Гаспара де Колиньи.

В четверг, когда вся знать отправилась на турнир, завершавший торжества, Пьер встретился с Жоржем Бироном на старой половине Лувра. Полы здесь были земляными, а стены пугали грубой каменной кладкой.

Бирон пододвинул стол к окну. Из длинного чехла, в каких носили картины, он достал оружие с длинным стволом.

– Аркебуза, – узнал Пьер. С двумя стволами, один над другим.

– Если промахнется из одного ствола, сможет попасть из другого.

– Отлично.

Бирон показал на спусковой механизм.

– Колесцовый замок.

– Значит, порох сам воспламенится. Убить-то из нее можно?

– С расстояния до ста ярдов – наверняка.

– Испанский мушкет был бы надежнее. – Мушкеты весили больше и стреляли дальше, а рана, нанесенная мушкетной пулей, чаще всего оказывалась смертельной.

Бирон покачал головой.

– Слишком сложно было бы спрятать. Все бы догадались, что тут затевается. А де Лувье вдобавок немолод. Не уверен, что он сможет управиться с мушкетом. – Требовалась изрядная сила, чтобы поднять мушкет, вот почему в мушкетеры набирали особенно крепких парней.

Пьер привез Шарля де Лувье в Париж. Лувье прекрасно показал себя в Орлеане; Антуан де Бурбон уцелел не по его вине, а из-за приступа, что так не вовремя случился с королем Франциском. Несколько лет назад Лувье прикончил очередного выскочку-протестанта, некоего капитана Лузе, и получил награду в две тысячи экю. Он был дворянином, из чего следовало – как полагал Пьер, – что он будет верен слову, тогда как обычный уличный головорез сменит господина в мгновение ока за бутылку вина. Словом, оставалось надеяться, что Пьер сделал правильный выбор.

– Ладно. Давай посмотрим, где наша жертва будет проходить.

Бирон спрятал аркебузу обратно в чехол, и они вышли во двор. С двух сторон высились старинные крепостные стены, с двух других поднимались стены дворца в итальянском стиле.

– Когда Колиньи ходит сюда и возвращается обратно, его сопровождает охрана, – сказал Бирон. – Два десятка вооруженных солдат.

– Вот незадача!

Пьер прошелся по дороге, которой наверняка пойдет Колиньи, – через старинную арку и на рю де Пули. Дворец семейства Бурбонов стоял прямо напротив Лувра. Рядом располагался особняк брата короля, Эркюля-Франсуа Алансонского.

Пьер посмотрел на улицу.

– Где Колиньи остановился?

– За углом, на рю де Бетизи. Пара шагов.

– Надо бы глянуть.

Мужчины направились на север, прочь от реки.

На улицах до сих пор ощущалось недавнее ожесточение. То и дело попадались на глаза гугеноты; в своих вроде бы неброских, но дорогих нарядах они расхаживали с таким видом, будто, подумалось Пьеру, город принадлежал им. Будь у них хоть капля здравого смысла, они бы прятали свою радость. Впрочем, будь у них хоть толика здравого смысла, они вообще не подались бы в протестанты.

Истовые католики Парижа ненавидели этих чужаков. Терпение истощалось, тонкая соломинка грозила переломиться под весом тележки с железными колесами.

Если появится по-настоящему удачный предлог, обе стороны немедля возьмутся за оружие. А если в стычках погибнет достаточно много людей, гражданская война начнется снова и о Сен-Жерменском мире можно будет забыть, кто бы на ком ни женился.

Пьер собирался обеспечить такой предлог.

Он оглядел улицу, высматривая подходящее укрытие для стрелка, – башню, высокое дерево или окно на чердаке. Помимо всего прочего, стрелку понадобится надежный путь для отхода, ведь телохранители Колиньи сразу кинутся в погоню за убийцей.

Пьер остановился у дома, который узнал с первого взгляда. Этот дом принадлежал матери Анри де Гиза, Анне д’Эсте. Та снова вышла замуж и носила сейчас титул герцогини Намюрской, но всей душой ненавидела Колиньи и считала адмирала виновным в смерти своего первого супруга. Более того, она приложила ничуть не меньше усилий, чем сам Пьер, дабы юный Анри не забыл, из-за кого осиротел. Да, Анна наверняка согласится помочь.

Пьер оглядел фасад. Окна наверху обычно прятались под деревянными решетками для вьющихся растений; в этом милом штрихе к облику дома угадывался почерк герцогини. Но сегодня все решетки были завешаны бельем на просушку, из чего следовало, что герцогиня отсутствует. Так даже лучше.