Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Та–а–ак…
Я повел глазами чуть в сторону.
В кресле сидит Кира. Ровненько так сидит. Ладони на прикрытых пледом скрещенных ногах. Перед ней тарелка с крошками и ополовиненная кружка с молоком.
Таа–а–ак…
Я повел глазами чуть в сторону.
За кухонным столом–стойкой стояла мама Лена и точила нож…
Та–а–ак…
Втянув голову в плечи, я подался назад, утекая обратно за порог.
— А я ведь спрашивала — тебе можно доверять? Ты серьезный молодой человек? — ровным, слишком уж ровным и неестественно спокойным голосом произнесла мама Лена и, глянув на свое отражение в лезвии ножа, кивнула на второе кресло — Ты заходи, заходи. Видишь на столе полиэтилен сложенный? Перед тем как сесть — расстели его на кресло. И потом садись…
— Мама Лена! — задушено пискнула Кира.
— Пищать при родах будешь. Вернее, орать благим матом. И неласковым словом поминать своего любимого Ростислава… покойного…
— Мама Лена!
— Домой та–а–ак хоче–е–ется — признался Орбит, глядя на меня застывшим взором — Но плюшки в России вку–у–усные! И чай… можно я пойд–у–у?
— Иди–иди — поспешил я — Ты ведь в Вальдиру?
— Да…
— Кокон протестирован?
— Да!
— Иди–иди… тебя госпожа Мизрелл уже заждалась. А я тебе оставил там пару сообщений. Касательно Аньрулла. Почитаешь, успокоишься…
— Спасибо!
Орбита будто вихрем унесло с диваном. Подушка упала. Почти добежавший до гостевой комнаты парень вернулся. Поместил подушку обратно на покрывало. Расправил. Подхватил с дивана свою диковинную бейсболку. И убежал. Едва слышно стукнула закрывшаяся дверь. Скрипнуло подо мной кресло — полиэтилен я стелить не стал. А чего? Мебель моя. Имею полное право забрызгать ее своей артериальной кровью. Сделать такой по–хозяйски широкий жест… к-хм…
— В доме ножи всегда должны быть наточены. Всегда — заметила неофициальная родительница Киры, возвращаясь к точке ножа — Если в доме нож острый — стало быть и хозяин мужик дельный, не ленивый. Вот в этом доме ножи какие? Молчите? А я скажу — ножи туповаты.
— Недавно точил — возразил я мягко — Режут хорошо.
— Ну–ну…
— И хозяин не слишком туповат — продолжил я гнуть свою линию — Коньячку?
После продолжительной паузы наточенный нож лег на столешницу:
— Рюмку выпью.
— А я чаю с плюшками — поддержал я, вставая и топая к шкафу, где хранил наше спиртное.
— И я чаю — тихонько напомнила о себе Кира — И булочек побольше. Домашних…
— Само собой домашних! Для вас охламонов и пекла — для тебя и Михаила. Думала порадовать. Сюрприз устроить булочный. А тут вон как — ты мне сюрприз устроила. Да еще какой! Я значит булочки пеку. А вы печете…
— Мама Лена!
— Коньяк — поставил я перед белой акулой рюмку — Пятьдесят грамм.
— А себе не плеснешь, стало быть?
— Мне еще на работу — развел я руками с сожалением.
— Опять в гроб с проводами залезть собрался?
— Ага.
— Вот–вот… работа… ох… — с этими словами Лена залпом выпила коньяк. Так пьют лекарство, а не алкоголь.
Заметно насколько она взволнована, хотя и сохраняет внешнее спокойствие. И как мне кажется, ее обуревает желание прямо сейчас схватить Киру за шкирку и утащить ее обратно в родные пенаты. И уже там, в спокойствии, за запертыми надежными дверьми, собраться с мыслями и решить, что делать дальше. Такой вывод я сделал по простой причине — очень уж часто домработница семьи Крапивиных поглядывала то на Киру, то на дверь.
Этот номер у нее не пройдет.
Кира останется здесь. И точка.
И Лена поняла это. Стукнула о стол опустевшая рюмка. Домоправительница покинула кухню и усевшись на подлокотник кресла с Кирой, обняла ее за плечи, притянула к себе, тяжело вдохнула. Кира прижалась ко второй матери и счастливо затихла. Идиллия. И вроде никто пока не собирается никого никуда уводить. Хорошо. Закреплю позиции. Я открыл холодильник и принялся созерцать запас продуктов. Тут есть из чего приготовить обед для гостя. И обед по любому будет с мясом — акул салатом не успокоить. Может ростбиф запечь в духовке? С картошечкой… с зеленым горошком… и с кровью… Решено. Рецепт выбран. Вытащив все необходимое, оттаранил дамам тарелку с булочками, добавил баночку варенья и, чуть подумав, набулькал Лене еще рюмочку коньяка. Сугубо для чувств успокоения…
Пару часиков я здесь. Сейчас подожду пока нервы домоправительницы Крапивиных чуть отмякнут и начну мягкую обработку. Задача у меня непростая — попытаться доказать, что и человек я серьезный и намерения у меня самые серьезные и планов созидательных громадье. Главное не ляпнуть какую–нибудь восторженную глупость. И лицо надо сохранять каменное… но уверенное…
М-да… задача предстоит непростая. Но справлюсь и с этой сложностью. В последнее время я уже привык к этому — к преодолению сложностей…
— Рос… Рос… — тихий заунывный шепот донесся от гостевой комнаты.
Выглядывающий из двери чудик иноземный старался казаться незаметным, но получалось из рук вон плохо. Конспиратор из него никакой. Хорошо хоть дамы пока заняты своими взволнованными чувствами и плевать хотели на бледного индивидуума в странной бейсболке. Чудик махал чем–то светящимся… кажись телефон сотовый…
Соорудив три бутерброда с ветчиной, добавил на тарелку маринованных огурцов и помидоров — чтобы потом не жаловался на ужасные условия в родное посольство. Вон мы ему даже клетчатку просоленную даем от пуза. Налил соку. И вручил все Орбиту. Взамен получил не самой новой модели телефон с треснутым экраном. Такие продают за копейки во многих магазинах. Гость забрался на края кокона и, свесив ноги, зашевелил ножными перстами, шустро поглощая хлеб с ветчиной и похрустывая огурчиками. Видимо плюшки его не слишком впечатлили — трудно кушать, когда тебя сверлит немигающий холодный взгляд акулы…
— Алло?
— Рос? Это ЧБ.
— Привет — отозвался я — Как там у вас погода?
— Не знаю. Из окна давно не выглядывала. На Зар’грааде дождь — над нашим базовым лагерем.
— Ясно. Чем могу?
— Спасибо. За братишку. Спасибо что приютил.
— Да не за что.
— Я тебе должна.
— За это — нет — отрезал я — Он мой друг. Всегда рад ему. И тебя это