Что-то о Любе нужно быстро в голове решить. Что-то недодуманное. Не сейчас, Виктор, дома! Скоро будешь дома!

Ну вот и дома. Горди-эфиоп только что продефилировал по Викторовому ярусу в сопровождении смазливой продавщицы из москательной лавки. Поддерживал ее за талию тем же жестом, которым обычно поддерживает скелет.

Точно, черного кошелька нет под зеркалом. Придется выздоравливать без капель… И то сказать, с приземлением в Милане Викторова простуда, кажется, уменьшается. Гнев на милость? Возможно. А вот то, что в доме, милостью не назвать. Из выдернутых ящиков свисают свитера, носки, сплетая ящики между собою. Вьются, как гирлянды.

Такими лианами сплетаются в непроходимых джунглях стволы. На полу слой бумаг. Съехала на самый низ по дверце холодильника магнитная улиточка, выползшая из «Благовещения» Коссы. Куплена в Дрездене. Эта улитка у них — символ галереи.

Рука тянется к телефону, и — Наталии — первый звонок. Что? Как? Что происходит? И где она?

— Ты же приехал вчера, я держала свободный вечер.

Ну что бы он, Виктор, отдал… что бы отдал еще два или три дня назад за такую ее фразу!

Наталия меняет тему, гордо показывает, что ей все равно. Она попросила Джанни помочь, и оба высвобождают время, пристраивают Марко. Мы с Джанни приняли решение действовать немедленно, говорит Наталия.

Нельзя сказать, чтобы это «мы» не резануло Виктора хуже, чем режет в горле наждак.

— Джанни едет в криминальную, его там ждет наш Эудженио, но, похоже, у них никаких данных на Мирей, просто ничего. Джанни считает, нужно обязательно заявить в полицию. И о пропаже Мирей, и о взломе квартиры. Но повести себя умно. Так что давайте-ка идемте-ка всей бригадой. А чтобы не сидеть весь день в очереди, попросим нашего Джан Лудовико из черной хроники. Он мигом проведет по кабинетам. Для этого мы и уладили вопрос с Марко. Мы отправили Любу с ним на дачу на несколько дней.

— А как он себя чувствует?

— Да нормально, даже в бассейне был сегодня. Уложили вещи, запаковали. Люба и Марко в такси едут на вокзал. Поедут на виллу бабушки-дедушки около Турина. Пожить подальше от птичьего заражения… Когда Люба услышала, что у нас аврал и с твоей секретаршей что-то не в порядке, она заволновалась. И участливо себя повела. Сама предложила поехать на дачу вдвоем с Марко. Люба, она все-таки отзывчива. Она обычно резко отграничивала. Готова была только в дневные и вечерние часы. Ночи ей нужны были для бойфренда. А тут сказала, давайте с Марко я посижу у вас на даче. И очень выручила. Им будет повоздушнее, а у нас с Джанни руки освободятся. Мирей ведь похищена, назовем вещи своими именами. Похищена пять дней назад. Мои ребята из хроники смотрят на это без оптимизма. И, повторяю, никаких следов у них нет.

— Я тоже смотрю без оптимизма. Тем более что мне пришли две такие бумажки, что просто мороз по коже. Которые ты еще не видела. Приходи сюда, пожалуйста, и переговорим. Но погоди! О-о… Наталия, дружище, ты только не волнуйся. Черт. Нет, ты слушай внимательно. Ты вот сказала про Любу. Наталия, я когда ехал тут, собирался предупредить… Надо с Любой внимательней. Я с ней ехал в такси в Мальпенсу…

— Что про Любу? Знаешь, Виктор, она много рассказала о себе. Жизнь ужасная у них. У этих женщин, приезжающих на заработки. Особенно поначалу. Как они уязвимы… Я хочу цикл статей написать про этих женщин на бордерлайне. У нас в Италии все закрывают глаза, как будто никто их не видит. А они первоплановые dramatis personae в жизни итальянских семей.

— А, так ты имей в виду, только что в университете в Миланском у меня студент писал диплом о субкультуре этих русских и украинских приезжих. Ну, начиная от мелочей… клеенных объявлений с нижним краешком по типу лапша: «продается работа», «сдается квартира». Проанализировал их новый субъязык. Но сейчас я хотел…

— Да, успеем обсудить лингвистические и психологические проблемы гастарбайтеров. Что ты хотел о Любе?

— Только что мне стало известно про ее неисполнительность странную. У моей бабушки два года назад… Хотя… Подожди… Ой, а что, если! Наталия! Быстро! Скажи-ка Джанни, если он дома, пускай скорее — я тебе потом все объясню — пусть едет моментально за ними на вокзал. Пусть остановит. Пусть никуда не уезжают. Мы не можем полностью ей, Любе, доверять. Вот. Вот наконец до меня дошло, что сказать-то тебе собирался!

— О боже! И ты молчишь! И про студента и лапшу! Джанни, Джанни, беги срочно сюда, вот наш ключ от машины, едем быстрее.

«Джанни, Джанни, вот наш ключ» удручило, но мимоходом. Виктор отвлекся на моргание лампочки в автоответчике.

Включил, и его чуть не вытошнило от ужаса. Жирный, полный угрозы итальянский баритон. С южным акцентом. А слова, которые говорятся, представляют собой примерно такое:

— Отправь сегодня же комментарий на форум «Мувы и мовы». Напиши слова: «Я полюбил кино, еще когда жил в Могилеве. Мой любимый фильм назывался „Секретарша рыжая“. Для того чтоб скачать этот фильм, высылаю пароль». И в кавычках дай пароль от компьютера и название папки, где лежат материалы о раскопках в Германии. Карта кладов и прочее. У тебя один день, чтоб прислать пароль. И смотри, без фокусов, чтобы он был настоящий и работал. А не то придется отвечать твоей девушке.

И сдавленные вопли по-французски Мирей:

— Виктор, помоги! Вытащи меня! Пожалуйста, сделай, что они хотят, я боюсь! Виктор!

Виктор надавил на клавишу, как на змею. Сколько он потом просидел в обомлении?

Страх летал в пустой голове, не находя зацепки.

Хотелось пить. Очнулся.

Сходил на кухню, съел пересохшее печенье.

Подвигал ящики гардероба.

Мысль, что нельзя ни за что хвататься, пришла не сразу.

Переслушал текст второй и третий раз.

Метнулся по разбомбленному жилищу.

Рукой за трубку.

Единственное, что спонтанно в таком случае, — звонить.

Кому? Ульриху. Старому забияке.

Он единственный.

Он единственный, Ульрих, кто…

Ему не дали набрать номер Ульриха. Звонок. В домофоне — задыхающимся голосом Наталия. Она вбежала через несколько секунд. Кроссовки с искрами. Они что, волшебные? В минуту по лестнице через пять ступеней взнесли?

Даже в мыслях не было обнять ее.

— Ты как в воду глядел!

О, это совсем не типичный Наталиин приход, не ТНП. Взъерошенная, сама не своя, глаза сверкают, но на этот раз не синие, а красные, зареванные. Прямые волосы намагнитились от чувств. Очень похожа на учебную гравюру о животном электричестве. Был такой опыт в восемнадцатом веке.

Они поспели с Джанни на Центральный вокзал, как раз чтоб увидеть, как Люба проходит с Марко вместо двенадцатого на двадцать первый перрон и заносит ногу вовсе не в поезд на Турин, а в поезд на Виареджо.