что представляется нам правильным, но так, что само это правильное отрицается и исчезает из рассмотрения в целях "обьективности". Откуда естественным образом вытекает, что нынешнее положение дел – так, как оно рисуется исследователю – оказывается единственно правильным. Обьективность оказывается тождественна субьективизму, релятивизму и консерватизму!

А, кстати, возможна ли в принципе обьективная точка зрения или, другими словами, истинная картина мира? Теперь, зная, что из себя представляет истина, мы может твердо ответить – нет! Обьективная истина, если и существует, настолько неуловима и противоречива, что никогда не позволит сформировать обьективную точку зрения. Вместо обьективной точки зрения есть обьективная реальность и множество точек зрения на нее. Эти точки могут быть лишь более или менее обьективны (и истинны), что происходит тогда, когда они оказываются более или менее правильны/эффективны с точки зрения свободы – способности преодолеть эту реальность, сделав ее свободнее. В случае же этической/социальной реальности, дело обстоит еще хуже. Эта реальность создана свободными людьми и потому даже не обьективна, а произвольна – представляет собой смесь свободы и детерминизма в некой пропорции. Т.е. тут невозможно определиться от чего считать ее обьективность – то ли от степени ее свободы, которая так же как сама свобода неуловима и вечно впереди, то ли от степени насилия, как укорененности в детерминизме. Зато обьективность точек зрения на нее вполне можно задать по аналогии. Точка зрения на социальную реальность можно считать более или менее обьективной тогда, когда она оказывается более или менее эффективна в деле уничтожения насилия, больше всего приближает нас к ОБ.

Социальную реальность можно проиллюстрировать той же пирамидой с рис. 3.3, где нижний этаж – материальная, обьективная реальность, что мы видим в быту и в телевизоре. Она формируется благодаря правилам – соглашениям, позволяющим взаимодействие между людьми. Эти соглашения и есть "чистая" социальная реальность, реальность второго уровня, каркас, на котором держится окружающее нас благолепие. Все это – последовательно выстроенные нормы, т.е. поставленное в рамки, организованное насилие. Любые социальные институты – результат его ограничения и упорядочения. Какие институты я имею в виду? Все. Даже точная наука еще по большей части движется вперед потребностями насилия, а сама она – ну это ж чистое насилие уже состоявшихся гениев над начинающими.

Чтобы увидеть этическую реальность так, как ее видят социальные науки, надо от пирамиды оторвать пару верхних этажей. И тогда сразу появится предмет исследования, потому что будет совершенно непонятно откуда что взялось. Ведь на чем держатся все эти нормы? На том, что ради обьективности оторвали. Оторванная реальность – это общие цели и ценности, благодаря чему были получены нормы. Предзаданность стремления к ОБ – единственная возможная "закономерность" в разуме, помогающая понять всю конструкцию. В чем же смысл понимания социальной реальности, если не в понимании ее смысла?

– Насилие науки

И действительно, что изучают естественные науки? Детерминизм 1 типа. Который благодаря их усилиям становится возможно преодолеть. А как быть с детерминизмом хотя бы 2-го? Третий, понятно, изучению не поддается, но второй-то можно попробовать изучать? Ведь нынешняя социальная реальность – это ж просто воплощение насилия! Значит оно и должно быть предметом социальных наук. Его виды, способы, степени, условия, уровни, места, агенты, субьекты и т.д и т.п. И странно, будь это иначе – сколько же можно идти к ОБ путем проб и ошибок? Тем более в эпоху НТР? Более того. Тот факт, что отношения между людьми никак не могут быть свободны от воздействия, влияния и других способов продвижения интересов, включая убеждение, кладет вопрос об отношении социальной науки к насилию в ее основу. Ведь наука – это не только сами научные структуры и научный процесс, т.е. тоже отношения между людьми. Это – производство убедительной, и даже чересчур убедительной информации, поступающей другим людям. И при этом в огромных количествах, что уже само по себе попадает в разряд информационного насилия. Тем интереснее узнать, как же социальные науки трактуют насилие?

А почти никак, если не считать изучение преступности, групповой агрессии, да спорадические попытки выяснить "природу" власти. А почему так происходит? Потому что социальная наука – государственный институт. Ни свобода, ни ОБ, требующие уничтожения ее хозяина, не входят в область ее компетенции. Времена независимых умов давно прошли. Наука ныне – жесткая структура со своими правилами и нормами, плотно встроенная в политическую систему и ее пропагандистскую машину. Ее императив – научное обоснование государственной политики, продвижение прогрессивной государственной идеологии. Правда, даже среди государственных, формально ассоциированных академиков находятся люди с критическим мышлением, которые честно характеризуют современное общество как аппарат угнетения, эксплуатации и доминирования, и выдвигают передовые теории. Но их передовые теории пока что оказываются лишь иным вариантом государственной идеологии и, к счастью, уже никакой не наукой. Впрочем, признаюсь друзья, я не слишком сведущ в критических теориях. Может, вы знаете о той, что близка к ОЭ?

Да и способна ли наука исследовать социальную реальность? Разумеется нет. Не видя разницы между типами детерминизма, изучения не получится. Ибо закономерности в свободном поведении людей отсутствуют в принципе. Можно наблюдать и описывать всевозможные корреляции, но никогда нельзя точно сказать, что за чем следует, что чем вызывается, что отчего, почему и зачем. Иными словами, нельзя сделать самое главное – понять и обьяснить, а тем менее – предсказать. Цели и смыслы индивидуальны и субьективны. Статистика замечает лишь следствия – что толку опрашивать население стало ли бы оно грабить аптеку, чтобы спасти больную жену? Чтобы хоть немного приблизиться к причинности, к пониманию действий других, надо опереться на свое, субьективное представление о ценностях, скрывающихся в чужом уме. А это не наука, это – суд. Только в суде происходит более-менее последовательная попытка понять, насколько действия подзащитного определялись тяжелым детством и сопутствующими обстоятельствами, а насколько – свободным выбором. Процедура все еще дорогая и неэффективная. Наука так глубоко не копает. Большинство ученых не идиоты. Они отлично понимают, что истина, как и сама обьективность, в социальных науках отсутствует – каждый видит то, что хочет видеть. Они лишь наблюдают и докладывают. И получают зарплату.

К несчастью, информационное насилие социальных наук крайне велико. Знания – сила и потому социальные науки обладают огромным влиянием, несмотря на плачевное состояние общества. Степень их идеологизации однако варьируется. Так, нынешняя версия самой "обьективной" из них – экономики – прочно покоится на модели человека как энергетической машины, где в качестве универсальной энергии выступают деньги. Правда, даже эта модель допускает множество школ мысли,