— Нет, недосягаемый господин.

Лю Хань воспользовалась другим видом кашля, чтобы показать, что говорит правду. Она постаралась бы убедить Томалсса в своей искренности еще больше, если бы в течение нескольких недель не поставляла коммунистам информацию про чешуйчатых дьяволов. Лю Хань так испугалась, что едва дышала. Для маленьких дьяволов она была чем-то вроде разумного животного. Более того, она ведь женщина, а женщинам всегда труднее, чем мужчинам.

— Я думаю, ты лжешь. — Томалсс сердито кашлянул.

Лю Хань разрыдалась. Частично ее слезы являлись стратегическим шагом, поскольку они пугали чешуйчатых дьяволов даже больше, чем мужчин. Эти твари никогда не плакали. Вода, льющаяся из глаз человека, производила на них тяжелое впечатление — так же точно Лю Хань удивилась бы, увидев, как из чьих-то ушей идет дым. Слезы отвлекали маленьких дьяволов и делали более осторожными.

Лю Хань, конечно же, расплакалась, выбрав подходящий момент, но совершенно искренне. Если бы не чешуйчатые дьяволы, она никогда не познакомилась бы с Бобби Фьоре; он был всего лишь одним из мужчин, с которыми ящеры ее спаривали, но обращался он с ней хорошо — насколько позволяли обстоятельства — и стал отцом ребенка, ворочающегося (даже сейчас) у нее в животе. Когда Лю Хань увидела его в луже крови на земле, у нее возникло ощущение, будто ее ударили по лицу.

А еще она плакала, жалея себя. Прежде чем маленькие чешуйчатые дьяволы спустились с небес, японцы разбомбили ее родную деревню и убили мужа и сына. Теперь умер Бобби. Ей казалось, что уходят все, кто ей дорог.

Лю Хань прижала руки к животу, и ребенок снова тихонько пошевелился. Что дьяволы с ним сделают, когда он появится на свет? Ее снова охватил страх.

— Прекрати свое отвратительное проливание воды и отвечай на мои вопросы, — приказал Томалсс. — Я думаю, что ты лжешь. Я думаю, что тебе известно про бандитов гораздо больше, чем ты признаешься… «Признаешься» правильное слово? Хорошо. Я думаю, что ты скрываешь от нас информацию. Мы не станем терпеть ложь вечно, обещаю тебе. Может быть, вовсе не будем терпеть.

— Знаете, что я думаю? — сказала Лю Хань. — Я думаю, что у вас вместо мозгов содержимое ночного горшка. Как я могу входить в отряд бандитов? Я живу в лагере. Вы же сами меня сюда привезли. Вы привезли сюда всех. Если среди тех, кто живет в лагере, есть бандиты, чья это вина? Уж точно, не моя.

Ей удалось удивить Томалсса настолько, что он повернул в ее сторону оба глазных бугорка.

— Я готов признать, что в лагере есть бандиты. Когда мы его организовали, мы не знали, сколько у вас, Больших Уродов, имеется глупых и опасных группировок, поэтому не стали чистить ваши ряды. Но из этого не следует, что истинно послушное существо должно иметь дело с нарушителями порядка.

Фраза, которую он употребил, буквально означала следующее: истинно уважающий старших человек. Услышав, как маленький дьявол рассуждает о сыновнем послушании, Лю Хань перестала плакать и чуть не расхохоталась. Однако она поняла, что заставила Томалсса отступить. Сейчас он обращался к ней почти как к равной, а не в прежней снисходительной манере.

— Кроме того, как мне связаться с бандитами? — настаивала она на своем. — Вы же все время за мной следите. Я нигде не бываю, только на рынке. Что я могу там сделать?

— Бандиты приходили сюда, — сказал Томалсс. — Твой самец, — маленький дьявол показал на снимок Бобби Фьоре, — ушел с ними. Ты знала и ничего нам не сказала. Тебе нельзя доверять.

— Я не знала, куда Бобби Фьоре ушел, и почему, — возразила Лю Хань. — Я больше ни разу его не видела — до сих пор. — Она снова заплакала.

— Я ведь тебе приказал не лить воду, — с важным видом заявил Томалсс.

— Ничего не могу… с собой поделать, — пожаловалась Лю Хань. — Вы показали мне ужасную фотографию, на которой мой мужчина лежит мертвый в луже крови… вы утверждаете, будто я совершаю отвратительные поступки… — большинство из которых я и в самом деле совершила — …и хотите, чтобы я не плакала? Я не в силах сдержаться!

Томалсс вскинул руки, совсем как муж Лю Хань, когда понимал, что спорить с ней бесполезно. Она почти перестала горевать о нем и своем малыше; после их смерти жизнь нанесла ей еще несколько тяжелых ударов.

— Хватит! — крикнул чешуйчатый дьявол. — Возможно, ты говоришь правду. У нас есть препарат, позволяющий это узнать, но он действует не слишком надежно. Кроме того, мы не хотим навредить детенышу, растущему внутри тебя. Вы, Большие Уроды, отвратительны во многих своих проявлениях, но нам следует вас хорошенько изучить, чтобы управлять вами как полагается.

— Да, недосягаемый господин. — Хотя дерзкое поведение и приносило свои плоды, давалось оно Лю Хань нелегко.

Она всегда с облегчением вздыхала, снова становясь послушной — ведь так ее учили с самого детства.

— За тобой будут постоянно наблюдать, — заявил чешуйчатый дьявол. — Если у тебя есть здравый смысл, ты будешь вести себя соответствующим образом. — С этими словами он вышел из жилища Лю Хань.

Будь он человеком, Томалсс наверняка хлопнул бы на прощание дверью. Чешуйчатый дьявол оставил дверь открытой. Мерзкие твари считали, что, тем самым, дают прохожим знать, что их с нетерпением ждут в гости.

Лю Хань налила себе чашку чаю из кипевшего на жаровне побитого медного котелка. Обычно чай помогал ей успокоиться, но только не сейчас. Лю Хань подошла к двери и закрыла ее, но и этого оказалось недостаточно. Она оставалось такой же пленницей чешуйчатых дьяволов, как и в металлической клетке в самолете, который никогда не садился на землю.

Ей хотелось кричать и ругаться, хотелось высказать Томалссу все, что она о нем думает, но Лю Хань заставила себя сдержаться. Крики и ругань заставят соседей относиться к ней еще хуже, ведь все считали ее агентом чешуйчатых дьяволов. Кроме того, они могли снимать ее на движущиеся картинки, как уже делали в металлической клетке, чтобы опозорить. И если она будет их поносить, они сделают соответствующие выводы.

Ребенок зашевелился у нее в животе, движение показалось ей плавным, точно океанский прибой. И снова она прикрыла руками округлый живот. Какая судьба ждет ее малыша, если она будет продолжать повиноваться чешуйчатым дьяволам?

А что его ждет, если Лю Хань не станет их слушаться? Она не думала, что коммунисты исчезнут, даже если чешуйчатые дьяволы покорят весь Китай (весь мир, добавила она — мысль, которая никогда не пришла бы ей в голову до того, как она познакомилась с Бобби Фьоре). Коммунисты продолжали сражаться с японцами; они рассчитывали, что люди будут их прятать от чешуйчатых дьяволов. И очень хорошо умели мстить.

Однако вовсе не страх заставил ее, в конце концов, выйти из дома и, не спеша, направиться в сторону лагерного рынка. То была ненависть к изуродовавшим ее жизнь чешуйчатым дьяволам, обращавшимся с ней, как с животным, а не как с человеческим существом. Они плевали на чувства, которые испытает женщина, глядя на фотографию погибшего мужчины, которого она успела полюбить — их интересовало только одно: опознает Лю Хань труп Бобби Фьоре или нет.