«Интересно, а его английский так же хорош?» — подумал Русси.

Джакоби направился в студию звукозаписи. Если не считать нескольких стеклянных квадратов, оставленных для того, чтобы инженеры могли следить за происходящим, все стены были покрыты поглощающими звук плитками, в каждой из которых имелись отверстия. На столе стоял микрофон с табличкой «Би-би-си». От голой электрической лампочки на стол и стулья падал яркий, даже немного резкий свет.

Все здесь отвечало современным достижениям науки. Впрочем, студия не произвела на Мойше такого уж сильного впечатления. Разумеется, техника здесь не шла ни в какое сравнение с тем, что имела Варшава в 1939 году. Но у Русси имелись собственные критерии. В первые месяцы после того, как ящеры захватили Варшаву, он передавал от их имени антинацистские заявления. В сравнении с оборудованием инопланетян, все, чем владело Би-би-си, выглядело древним, неуклюжим и не очень эффективным — что-то вроде старого граммофона с трубой, поставленного рядом с современным фонографом.

Тяжело вздохнув, он опустился на один из стульев с прямой спинкой и положил перед собой обращение. Печать цензуры — треугольник со словами ПРОВЕРЕНО СЛУЖБОЙ БЕЗОПАСНОСТИ — закрывала несколько слов. Мойше наклонился, чтобы разглядеть их и удостовериться в том, что сможет прочитать без запинки. Несмотря на то, что беседа записывалась для передачи, которая пойдет в эфир чуть позже, он хотел, чтобы его голос звучал уверенно.

Мойше бросил взгляд на инженера в соседней комнате, а когда тот молча поднял вверх палец, Русси заговорил:

— Здравствуйте, жители Земли. К вам обращается Мойше Русси из Лондона и свободной Англии. Тот факт, что я нахожусь здесь, показывает лживость ящеров, утверждающих, будто они непобедимы, и их триумф не за горами. Никто не станет отрицать, что они очень сильны. Но они не супермены. — Мойше пришлось позаимствовать из немецкого языка слово Ubermenschen, чтобы найти подходящий эпитет. — Их армию можно разбить.

Я не стану рассказывать о том, как мне удалось выбраться из Польши и попасть в Лондон, из опасения закрыть этот путь для тех, кто, возможно, последует за мной. Меня освободили из тюрьмы в Лодзи, в операции принимали участие англичане и местные евреи, которые победили ящеров и их приспешников.

Слишком много мужчин, женщин и детей находится в районах, оккупированных ящерами. Если вы хотите остаться в живых, вам следует продолжать выполнять свои привычные обязанности. Но я молю вас от всего сердца — не вступайте в сотрудничество с врагом и при малейшей возможности саботируйте все его мероприятия Те, кто служат охранниками в тюрьмах и в полиции ящеров, те, кто работают на фабриках, выпускающих оружие, которое затем используется против людей — предатели человечества. Когда мы победим, коллаборационистов найдут и… они понесут наказание. Если у вас есть такая возможность, выступите против завоевателей

Мойше отлично рассчитал время — дома он несколько раз прочитал свою речь Ривке. Он как раз подошел к завершающему абзацу, когда инженер поднял вверх один палец — значит, осталась одна минута — и закончил читать в тот момент, когда техник за стеной провел указательным пальцем по горлу. Инженер заулыбался и поднял вверх два пальца — «V», победа.

Затем наступила очередь Натана Джакоби. Он прочитал английский перевод (тоже помеченный печатью цензуры) обращения, которое Русси произнес на идише — чем более широкая аудитория его услышит, тем лучше. Он так же четко рассчитал время, как и Мойше. На сей раз инженер продемонстрировал свое удовольствие, подняв вверх большой палец.

— Кажется, все прошло прекрасно, — сказал Джакоби. — Если нам повезет, ящерам сильно не поздоровится.

— Надеюсь, — проговорил Мойше.

Он встал и потянулся. Участие в радиопередачах не требовало никаких физических усилий, но он все равно ужасно уставал. Возможность покинуть студию Мойше всегда воспринимал с облегчением.

Джакоби придержал для него дверь, и они вышли вместе. В холле их ждал англичанин в твидовом костюме, тощий, высокий, с грубоватым худым лицом и зачесанными назад волосами. Он кивнул Джакоби, они о чем-то поговорили по-английски, а затем Джакоби повернулся к Мойше и перешел на идиш:

— Позвольте представить вам Эрика Блэра. Он продюсер передач индийского отдела. Эрик зачитает обращение после нас. Русси протянул ему руку и попросил:

— Скажите, что я рад с ним познакомиться. Блэр пожал Мойше руку, а затем снова заговорил по-английски, Джакоби перевел:

— Эрик говорит, что очень рад встрече с вами; вам удалось спастись от двух тираний и честно рассказать нам о том, что они собой представляют. — А потом Джакоби добавил: — Блэр отличный парень и ненавидит тиранов — ему все равно, какого они цвета. Он сражался против фашистов в Испании — его там чудом не убили — но возмущался тем, что вытворяли коммунисты, находившиеся по другую сторону баррикад. Эрик честный человек.

— Нам очень нужны честные люди. И чем больше, тем лучше.

Джакоби перевел Блэру его слова. Англичанин улыбнулся, и вдруг, не успев ответить, резко закашлялся. Мойше множество раз слышал такой влажный кашель в Варшаве. «Туберкулез», — поставил диагноз студент-медик, который всегда оставался начеку. Блэр справился с кашлем и извиняющимся голосом обратился к Джакоби.

— Он рад, что это произошло здесь, а не в студии во время записи, — перевел Джакоби.

Мойше кивнул, он всегда восхищался профессионализмом и трудолюбием других людей. Ты должен отдавать своей работе все силы — ровно столько, сколько можешь. А если упадешь, остается надеяться на то, что тебя заменят другие.

Блэр вытащил свое обращение из кармана пиджака и вошел в студию.

— Увидимся позже, Мойше, — сказал Джакоби. — Боюсь, мне придется заполнить целую гору разных форм. Может быть, стоит выставить стопки бумаг вместо аэростатов заграждения. Думаю, они гораздо эффективнее остановят ящеров.

Он быстрым шагом направился в свой кабинет на одном из верхних этажей, а Мойше вышел на улицу. Он решил, что не пойдет домой прямо сейчас, а прогуляется по Оксфорд-Стрит до Гайд-парка. Люди — главным образом женщины, чаще всего с маленькими детьми — входили и выходили из универмага «Селфриджез». Пару раз Мойше довелось побывать в таком огромном магазине. Даже несмотря на военное время, здесь продавалось больше товаров, чем осталось во всей Польше. Наверное, британцы не знают, как им повезло.

Огромная мраморная арка, установленная в том месте, где сходятся Оксфорд-Стрит, Парк-Лейн и Бейсуотер-Роуд, вела в северо-восточный угол Гайд-парка. На противоположной стороне Парк-Лейн находился «Уголок оратора», где мужчины и женщины забирались на ящики, стулья, или все, что попадалось под руку, и обращались с речами к любому, кто пожелает их выслушать. Русси попытался представить себе такое место в Варшаве — при поляках, нацистах, или ящерах. Но перед глазами вставали лишь картины публичных казней, которые непременно последовали бы за несанкционированным публичным выступлением. Может быть, Англия все-таки заслужила свое счастье.