– Ох, – сказала Мэри, задумалась на минуту, и лицо ее просияло лукавой улыбкой. – Мне не нравятся их шейные платки.

– Но тогда платок Кэмдена вам тоже не нравится, – встревоженно сказала мисс Уинифред.

– Нет, нравится, – возразила Мэри. – Платки других священников не нравятся мне из-за их владельцев.

– Как это странно! – воскликнула мисс Ноубл, усомнившись в здравости собственного рассудка.

– Вы шутите, моя милая. Полагаю, у вас есть более основательные причины пренебрежительно относиться к столь уважаемому сословию, – величественно произнесла миссис Фербратер.

– Мисс Гарт выказывает такую требовательность, когда судит, кем кому следует стать, что на нее нелегко угодить, – сказал Фред.

– Ну, я по крайней мере рада, что она делает исключение для моего сына, – произнесла старая дама.

Заметив недовольство Фреда, Мэри призадумалась, но тут в гостиную вошел мистер Фербратер, и дамы сообщили ему, что у мистера Гарта появился новый помощник. Выслушав их, он одобрительно произнес: «Это хорошо», – затем взглянул на работу Мэри и похвалил ее почерк. Фред жестоко страдал от ревности… конечно, отрадно, что его соперник столь достойный человек, а впрочем, жаль, что он не толст и не уродлив, как многие сорокалетние мужчины. Чем закончится дело, не приходилось сомневаться, коль скоро Мэри не скрывала своего преклонения перед Фербратером, а его семейство, несомненно, одобряло их взаимную склонность. Фред все больше убеждался, что ему не удастся поговорить с Мэри, как вдруг мистер Фербратер сказал:

– Фред, помогите мне перенести эти ящики в кабинет. Вы ведь еще не видели мой роскошный новый кабинет. Мисс Гарт, пожалуйста, пойдемте вместе с нами. Мне хотелось показать вам удивительного паука, которого я нашел сегодня утром.

Мэри сразу поняла его намерение. После того памятного вечера мистер Фербратер неизменно обращался с ней по-старому, как добрый пастырь, и возникшие у нее на миг сомнения исчезли без следа. Мэри не привыкла тешить себя розовыми надеждами и любое лестное для ее тщеславия предположение считала вздорным, ибо опыт давно ее убедил в несбыточности таких предположений. Все получилось, как она предвидела: после того как Фред полюбовался кабинетом, а она – пауком, мистер Фербратер сказал:

– Подождите меня здесь минутку. Я хочу найти одну гравюру и попросить Фреда, благо он достаточно высок, повесить ее в кабинете. Через несколько минут я вернусь. – Тут он вышел. Это не помешало Фреду обратиться к Мэри с такими словами:

– Что я ни делаю, все без толку, Мэри. Вы все равно в конце концов выйдете за Фербратера. – В его голосе звенела ярость.

– Что вы имеете в виду, Фред? – с негодованием воскликнула Мэри, густо покраснев и от изумления утратив свойственную ей находчивость.

– Не могу поверить, чтобы вы меня не поняли… Вы всегда так понятливы.

– Я понимаю только, что вы ведете себя очень дурно, говоря подобным образом о мистере Фербратере, который так усердно ради вас старался. Да как вам в голову взбрела такая чушь!

Фред, невзирая на волнение, не утратил ясность мысли. Если Мэри и впрямь ни о чем подобном не догадывается, вовсе незачем ей рассказывать о предположении миссис Гарт.

– А как же иначе, – откликнулся он. – Когда все время у вас перед глазами человек, который гораздо достойней меня и которого вы надо всеми превозносите, где мне с ним тягаться!

– Какой же вы неблагодарный, Фред, – сказала Мэри. – Мне бы следовало сказать мистеру Фербратеру, что я и знать вас не желаю.

– Не называйте меня неблагодарным: я был бы счастливейшим человеком на свете, если бы не это. Я рассказал все вашему отцу, и он был очень добр, он обошелся со мной как с сыном. Я бы с усердием принялся за работу, я и писал бы, и делал все что угодно, если бы не это.

– Не это? Да что это? – спросила Мэри, вдруг решив, что Фред узнал о чем-то неизвестном ей.

– Если бы я не был убежден, что Фербратер возьмет надо мной верх.

Тут Мэри стал разбирать смех, и ей расхотелось сердиться.

– Фред, – сказала она, пытаясь поймать его взгляд, который он угрюмо отводил в сторону, – до чего же вы смешной, вы просто чудо. Не будь вы такой уморительный дуралей, я поддалась бы искушению вас помучить и не стала бы разуверять, что никто, кроме вас, за мной не ухаживает.

– Мэри, я правда нравлюсь вам больше всех? – спросил Фред, устремляя на нее полный нежности взгляд и пытаясь взять ее за руку.

– Вы мне совсем сейчас не нравитесь, – сказала Мэри, сделав шаг назад и пряча руки за спину. – Я сказала только, что ни один смертный, кроме вас, за мной не ухаживал. И из этого отнюдь не следует, что за мной начнет ухаживать очень умный человек, – весело закончила она.

– Мне бы хотелось от вас услышать, что вы о нем не думаете и впредь не будете думать, – сказал Фред.

– Не смейте даже упоминать об этом, Фред, – отрезала Мэри, вновь становясь серьезной. – Уж не знаю, глупость вы проявляете или неблагодарность, не замечая, что мистер Фербратер намеренно оставил нас наедине, чтобы мы могли поговорить свободно. Меня огорчает, что вы не сумели оценить его деликатность.

Больше они ни слова не успели сказать друг другу, поскольку в кабинет вошел мистер Фербратер, держа в руке гравюру. Фред возвратился в гостиную, все еще мучимый ревностью, но в то же время успокоенный словами и всем обращением Мэри. Зато Мэри огорчил и встревожил их разговор, мысли ее невольно приняли новое направление, и все увиделось в новом свете. Если опасения Фреда обоснованны, то она пренебрегает мистером Фербратером, человеком, к которому относится с почтением и благодарностью… какая женщина не потеряет в таком случае решимость! Она с облегчением вспомнила, что на следующий день ей нужно поехать домой, ибо всей душой стремилась утвердиться в убеждении, что любит Фреда. Когда нежная склонность накапливается годами, мысль о замене непереносима – нам кажется, она лишает смысла всю нашу жизнь. Мы учреждаем тогда строгий надзор над своими чувствами и постоянством, как и над любым своим достоянием.

«Фред утратил все надежды; пусть у него останется хоть эта», – с улыбкой подумала Мэри. Ей не удалось отогнать от себя мимолетные видения совсем иного рода – новое положение в свете, признание и почет, отсутствие которых она не раз ощущала. Но если Фред будет отторгнут от нее, одинок и удручен тоскою, подобные соблазны ее не искусят.

Твои глаза не могут ненавидеть.

Как мне узнать, что изменилась ты?

В других обман и фальшь легко увидеть —

Ложь в сердце искажает их черты.

* * *

Но повелело небо, чтоб одна лишь

Любовь твоим глазам дарила свет.

Пусть ты коварство прячешь, пусть лукавишь —

Твой ясен взор, и в нем притворства нет.