Вечный спорщик сэр Олорин возразил:

– У меня возникло впечатление, что первые нападавшие были просто… как это называется? Предвестниками? Разведчиками перед второй атакой. Что это один и тот же флот.

– Один? – переспросила великий приор, наклонившись в своем кресле с высокой спинкой к джаддианскому мастеру меча. – Для человека, маэскол, вы слишком хорошо осведомлены о планах нашего врага. Возможно, ересь лорда Марло заразительна.

– В данный момент мы не обсуждаем приверженность вере лорда Марло, ваше преподобие, – вмешалась рыцарь-трибун, искоса глядя на Лигейю Вас, но не поворачивая головы. – Прошу вас отложить в сторону благочестие, пока мы не придем к какому-нибудь решению.

Она закрыла лицо руками, массируя глаза короткими жесткими пальцами. В этой женщине все было грубым: черты лица, манеры, жесты. Но она привыкла к силе: не к относительно небольшим возможностям лендлорда, а к мощному кулаку Имперских легионов. Ее власть была властью Империи, самого Соларианского престола, и она не ходила на цыпочках перед приорами и провинциальными капелланами.

Глубоко вдохнув, она проговорила:

– Не отбрасывая возможность сохранения пленных для выкупа, я все же убеждена, что они – в особенности капитан – представляют куда больший интерес для Империи за счет той информации о перемещениях сьельсинского флота, которую мы можем от них получить.

От омерзительной сияющей усмешки Лигейи у меня кровь застыла в жилах, я так стиснул зубы, что они, казалось, затрещали. Нет, нет, нет. Мне все-таки пришлось соблюдать правила игры, какими бы они ни были. Райне Смайт могла в какой-то момент сыграть на руку великому приору, сначала отчитать, а затем дать ей то, о чем она просила, чтобы успокоить ее, и тем самым сохранить последнее слово за собой и заставить священницу подчиниться своей воле. Я готов был аплодировать такой политике, хотя душа моя задыхалась от крика.

Что бы ни случилось дальше, непременно прольется кровь. Именно тогда я понял это. Всегда и везде кровь. Она не была фундаментом цивилизации – ни нашей, ни других, – но смешивалась с ее строительным раствором на каждом этаже, капала со стен. Несмотря на яркий свет в зале, я почувствовал себя задавленным со всех сторон, как будто прятался в катакомбах разума, промозглых, заплесневелых и позабытых. Когда мы думаем о войне и ее жестокости, то представляем себе, что недопустимое происходит на поле боя, в дыму и пламени. Но нет. Жестокость записывают на бумаге тихие люди в зале совета, попивая холодную воду из хрустальных бокалов. Странные мелкие людишки с пеплом в сердце. Ни стремлений, ни надежд – вообще ничего. Ничего, кроме страха. Страха за себя, за свою жизнь, за какое-то воображаемое будущее. И во имя безопасности, защищенности, благочестия они пытаются построить завтрашний рай на сегодняшнем ужасе. Но их царство небесное остается только в мечтах, в будущем, которое никогда не наступит, а их ужасное настоящее реально.

– Вы, должно быть, шутите, рыцарь-трибун, – сказала леди Калима, переключив внимание на лицо военачальницы. – Несомненно, пленные принесут нам больше пользы… э-э… нетронутыми.

Райне Смайт бросила быстрый взгляд на графа в высоком кресле, а потом наклонилась к джаддианской аристократке:

– Если у вас есть другие предложения, сатрап, я с удовольствием их выслушаю. Но планета находится под угрозой. Я понимаю, что это не ваша планета, но Империя заинтересована в том, чтобы Эмеш остался… э-э… нетронутым.

Произнося последнее слово, рыцарь-трибун постаралась спародировать, по крайней мере, интонацию сатрапа, если не ее акцент. Рука Олорина напряглась на винно-красной рукояти одного из трех мечей, готовая снять его с пояса. На мгновение я подумал, что в Боросево состоится новая дуэль, но мастер меча отпустил свое оружие, так ничего и не сказав, а секунду спустя его лицо было таким же спокойным, как у любого схоласта.

– Это было не нападение.

Все взгляды обратились ко мне, включая даже сатрапа. Добрую секунду я не мог понять почему, но затем до меня дошло. Я опять открыл свой глупый рот. Вынужденный объяснить свои слова, я заговорил снова:

– Они просто искали здесь что-то. Сэр Олорин, вы ведь были там. А вы, рыцарь-трибун, вы же солдат, у вас наверняка есть донесения. Похож ли сбитый над Аншаром корабль по своей конструкции на военный?

Никто не ответил, и я оглядел стол, разведя руками:

– Совсем не похож, правильно? Я не специалист по кораблестроению. Может быть, кто-нибудь другой скажет?

Один из младших логофетов, коренастый плебей с седеющими волосами и увядшим лицом, откашлялся и постучал пером по деревянному столу:

– Мы не нашли среди обломков судна ксенобитов никакого противокорабельного вооружения. Похоже на то…

– Никакого противокорабельного вооружения? – Я вопросительно приподнял брови.

Повторяя жест рыцаря-трибуна, я постучал костяшками пальцев по столу, обвел взглядом лордов двух народов, приора Капеллы, жаждавшую моей смерти, старших офицеров Имперского легиона и толпу логофетов, а затем продолжил:

– Возможно, никакой третьей волны не будет. Возможно, наши сьельсинские друзья понимали, что у них нет надежды на спасение. Возможно, их отступление в Калагах было отчаянной попыткой организовать последний рубеж обороны. Ичакта – их капитан – сдался только после того, как я пообещал им медицинскую помощь.

Как вы сами видите, я сказал не совсем правду, но единственными свидетелями, кроме меня самого и Уванари, способными подтвердить или опровергнуть мои слова, были лейтенант Бассандер Лин и сьельсин Танаран, ни один из которых не присутствовал в зале и к тому же не владел чужим языком.

– Ближе к делу, пожалуйста, – сказала канцлер Лиада Огир.

– «Наши сьельсинские друзья»? – повторила великий приор, и кровь прилила к ее бледным щекам.

– Это просто фигура речи, – пробормотал своим усыпляющим голосом Тор Владимир, вступаясь за меня.

Я дал возмущению приора время утихнуть, снова скопировав манеру рыцаря-трибуна постукивать пальцами.

– Послушайте, я готов биться об заклад, что уничтоженное вами на орбите судно просто прикрывало движение сбитого корабля. Он не был снаряжен для нападения.

– Что же тогда им было нужно? – прокаркал рядом с Райне Смайт старший офицер Кроссфлейн. – Они собирались шпионить?

Я уставился на него с открытым ртом. Конечно, у меня были такие подозрения. Слова ичакты все еще отдавались эхом в моей голове: «Они не здесь». Мне ужасно не хватало Валки, мне необходимо было поговорить с ней. Она должна об этом узнать. То, что прямо передо мной сидела великий приор, стервятник в черной сутане, источавшая ненависть, словно аромат дорогих духов, ничуть не помогало моему растущему воодушевлению. Балиан Матаро смотрел на меня, больше не подпирая голову кулаком. Черные глаза сверкали, словно панцири жуков, словно камни Калагаха, а губы были плотно сжаты. Мой покровитель. Мой спонсор. Мой тюремщик. Безумная усмешка грозила вот-вот прокрасться на мое лицо, но я погасил ее. «Радость – это ветер». Каждое сказанное слово навлекало на меня все большую опасность, но я сейчас играл вовсе не с Капеллой. Вспомнив об Анаис, о неофициальном брачном договоре, связывающем нас, я подумал: «Посмотрим, как ты вцепишься в меня своими когтями».