быть оружием. Силвест видел, как они возвращаются в свои углубления – будто вспугнутые вороны рассаживаются по деревьям.

И что-то еще было не так.

Где же Садзаки?

– Что за чертовщина? – спросил Силвест, надеясь, что скафандр справится с идиоматической лексикой. – Где он?

– Были приведены в действие автономные оборонительные системы. – Скафандр отвечал так, будто информировал хозяина о стоящей с утра погоде.

– Спасибо, это я уже понял, но где Садзаки?

– Осуществляя маневр уклонения, его скафандр понес серьезный ущерб. Запасные телеметрические механизмы сообщили об обширных и, возможно, неисправимых повреждениях главного и вспомогательного двигателей.

– Я спросил тебя, где он?

– Его скафандр не способен ни снизить скорость падения, ни преодолеть силу Кориолиса, прижимающую его к стене «шахты». Телеметрия работает неустойчиво. Судя по прорывающимся данным, сейчас он в пятнадцати километрах под нами, падает со скоростью одна целая одна десятая километра в секунду.

– Все еще падает?

– Похоже на то. Двигатели не работают, а использовать для торможения кошку со шнуром при такой скорости не удастся. Он будет падать, пока не встретит препятствие.

– Ты хочешь сказать, что он погибнет?

– Скорость в конце будет такова, что выживание возможно только в рамках статистической погрешности.

– Один шанс на миллион, – подал голос Кэлвин.

Силвест изогнулся так, чтобы можно было глядеть вертикально вниз. Пятнадцать километров – это в семь раз больше, чем ширина «шахты». Он всматривался, продолжая одновременно падать в эту пропасть. Вроде бы увидел вспышку-другую на самом пределе видимости. Может, это Садзаки, ударяясь о стены, высекает искры?

Новых вспышек не было. И если он и в самом деле видел эти вспышки, то они, по-видимому, делались все меньше. Больше он не видел ничего, кроме гладких стен «шахты».

Глава тридцать шестая

Орбита Цербера-Гадеса, год 2567-й

– Ты все же кое-что узнала, – заключила Паскаль, обращаясь к Вольевой. – Похититель Солнц о чем-то тебе сказал. Поэтому ты изо всех сил пытаешься остановить его.

С той минуты, как шаттл совершил поворот на полпути между Цербером и точкой, где Вольева увеличила тягу до четырех g, она чувствовала себя чуть менее уязвимой. Теперь выхлопы двигателей «Печали расставания» уже не были обращены к преследующему кораблю, и шаттл перестал быть легкой мишенью. Конечно, у этого маневра имелся и минус – выхлопы были обращены к Церберу, что могло быть расценено им как враждебность, даже если планета еще раньше не усвоила, что гости вовсе не склонны соблюдать ее интересы.

С этим, увы, приходилось мириться.

Субсветовик шел с постоянным ускорением шесть g, и этого было вполне достаточно, чтобы постепенно сократить расстояние между ним и шаттлом и часов через пять выйти на дистанцию эффективного огня. Похититель Солнц мог бы двигаться и быстрее, но не делал этого. По его поведению Вольева поняла, что он еще продолжает осторожно экспериментировать с правилами кораблевождения. Дело не в том, думала она, что тварь озабочена собственным благополучием. Если «Ностальгия по бесконечности» разрушится, то же вскоре случится и с «Плацдармом». И хотя Силвест находится внутри планеты, очевидно, Похититель Солнц должен убедиться, что его цель достигнута. Следует как можно дольше сохранять пробоину в коре Цербера, чтобы посланный изнутри сигнал мог беспрепятственно выйти в космос.

Вольева считала, что благополучное возвращение Силвеста планом Похитителя Солнц не предусмотрено.

– Это было то самое, что показывала мне Мадемуазель? – После многочасовой перегрузки голос Хоури звучал так, будто она выходит из тяжелого запоя. – То самое, что до сих пор не укладывается у меня в голове?

– Не уверена, что мы когда-нибудь в этом разберемся, – ответила Вольева. – Я ведь знаю только то, что он мне показал. Может, не врал, но как проверить?

– Не начать ли вам с самого начала и не рассказать ли, о чем идет речь? – спросила Паскаль. – А уж потом можете драться между собой из-за отдельных деталей.

Консоль загудела – уже в третий или четвертый раз за последние часы. Это означало, что радарный луч субсветовика прошелся по корме шаттла. Дистанция еще измерялась световыми секундами, то есть «Печаль расставания» могла несколькими импульсами маневровых двигателей выйти из прощупываемой радаром зоны. Но писк консоли действовал на нервы, так как давал понять, что субсветовик не сбился со следа, он старается подобраться поближе, чтобы открыть точный огонь. Пройдут еще часы, прежде чем возникнет такая ситуация, но намерения преследователя очевидны.

– Тогда начну с того, что мне известно, – начала Вольева, с трудом наполняя легкие воздухом. – Когда-то Галактика была населена гораздо плотнее, чем нынче. Миллионы различных культур, но при этом лишь горстка по-настоящему серьезных игроков. Вообще-то, именно такой полагается сегодня быть Галактике по всем модельным прогнозам, учитывающим количество звезд спектрального класса G и планет земного типа на орбитах, допускающих жидкое агрегатное состояние воды. – Вольева явно отклонялась от темы, но Паскаль и Хоури решили не одергивать ее. – Расхождение этой модели с реальностью всегда считалось великим парадоксом. По теории жизнь должна встречаться нам куда чаще, чем это происходит на самом деле. Эволюционные теории, исследующие развитие разума в зависимости от применения орудий труда, дают не столь четкие выкладки, но и они выявляют ту же проблему. Цивилизаций должно быть гораздо больше.

– Отсюда и парадокс Ферми, – заметила Паскаль.

– Чего-чего? – насторожилась Хоури.

– Старинный дихотомический вопрос насчет относительной простоты межзвездных полетов, особенно для кораблей-роботов, и полного отсутствия таких полетов у негуманоидных культур. Единственный логический вывод: в Галактике не было никого, кто мог бы послать в космос корабли.

– Но Галактика огромна, – возразила Хоури. – Разве нельзя допустить, что где-то такие цивилизации существуют, но мы о них ничего не знаем?

– Не сходится, – уверенно ответила Вольева, и Паскаль согласно кивнула. – Галактика, конечно, велика, но не настолько, а кроме того, у нее весьма почтенный возраст. Едва какая-нибудь цивилизация начинает посылать в космос роботов, все остальные узнают об этом, скажем, в течение миллиона лет. А Галактика старше в несколько тысяч