Психиатрическая лечебница города

Признаться, я уже не знаю, кому можно верить: себе или окружающим. Мне казалось, что, когда поддаешься безумию, сам начинаешь убеждать других в немыслимых явлениях, но мой случай ведь был совершенно обратным! Вначале я думал, что, спрашивая о монстрах, мужчина в свитере имеет в виду похитителя детей, однако вскоре стало понятно, что речь идет о ком-то — или, вернее, даже о чем-то — ином. Страшнее всего, что мисс Рей, последний оплот разума во всеобщем хаосе, не удивилась ни единому слову, и янтарь ее глаз засиял, как бывает, когда спустя долгое время наконец находишь единомышленника. Позже, после рассказа о фантастических вещах и часового разговора с врачом, мы с ней спускались лифтом на первый этаж. Она поддерживала локти ладонями, погруженная в мысли на ступень выше вопроса веры. Подобно заключенному в преддверии казни, я осмелился попытать удачу в надежде на смягчение приговора и услышать ответ, каким бы он ни был.

— Мисс Рей, прошу, молю вас, скажите: все, что он говорил в кабинете — это правда?

— Да.

Черты ее лица вдруг налились зрелостью, столь не подходящей возрасту: бремя знания, а значит, ответственности. Не нужно было более свидетелей, фотографий, слов — достаточно прочувствовать, сколько волнения, страха и горя таилось в том коротком взгляде.

Время завтрака прошло, и в столовой, куда мы спустились, между рядами ходили, в основном, уборщики: один заметал пол, а другой протирал пустующие столики. Каждый искоса поглядывал на единственную фигуру в зале, к которой нам и предстояло присоединиться. Вскоре я понял, что вызывало у них удивление: три крупных шницеля лежали на тарелке, точно коржи торта. Нож с хрустом вонзался в жареные сухари, выдавливая из них масло, а из мяса — соки. От вида блюда и массы чудесных запахов вокруг у меня заурчало в желудке — впрочем, я все еще пребывал в крайнем потрясении и едва ли смог бы что-нибудь съесть.

Мужчина в свитере трапезничал уникальным образом. Он держал широкую спину прямо, элегантно накалывал три куска мяса разом и посылал их в рот, едва касаясь вилки губами. Мощные челюсти медленно и ритмично, словно заведенный механизм, пережевывали пищу множество раз. Создавалось впечатление, что он дегустирует изысканное блюдо в ресторане. Порой его брови вздымались, уголки рта расплывались в улыбке, и звучал негромкий стон наслаждения. При всем этом он сидел с закрытыми глазами и не взглянул на нас — ни когда мы заняли места напротив, ни когда мисс Рей вежливо прочистила горло. В тот момент он походил на дикого зверя, всецело поглощенного добычей, но уже счастье, что не набросился на нас при попытке его отвлечь.

Наконец, последний кусок шницеля канул в бездонный желудок, и он, открыв глаза, сказал:

— Можно начинать. А, нет, нельзя…

Неизвестно откуда в его руке появилась металлическая фляга, из тех, которые обычно предназначены совсем не для воды. Сначала горлышко направилось в мою сторону, а после того как я покачал головой, к мисс Рей.

— Думаю, нам всем сегодня нужна ясная голова, — ответила она.

— Невежливо отказываться.

— Я не хочу вас обидеть, но не нуж…

— Пей, говорю!

Он стукнул флягой по столу и замер, пристально глядя на девушку. В тишине столовой звук был подобен выстрелу. Я не мог терпеть сцены, где передо мной спаивают ребенка, который, к тому же, упорно сопротивлялся этому, и хотел было вступиться, но ладонь мисс Рей вдруг коснулась моей ноги под столом. Их взгляды складывались в одну линию: его настойчивый, неподвижный, и ее, робкий, но вмиг сделавшийся смелым и стойким — все это походило на стычку двух хищников одной территории. На фляге был выгравирован череп, точно в обозначении яда, и мисс Рей, сделав резкий глоток, сильно удивилась.

— Гранатовый сок?

— Еще бы я делился с тобой элитным виски, красавица. — Он вернул флягу, отпил и задержал жидкость во рту, словно давая деснам пропитаться. — Говорят, помогает от кровоточивости… Ага, преждевременный вывод на основе стереотипа. Проверка еще не началась, а вы уже оба огорчили меня. Особенно ты, дочь самого, мать его, Шерлока Холмса. Пока у каждого минус один балл.

— Ради всего святого, какая еще проверка?! — воскликнул я, не понимая фарса, который здесь происходил. — Не могли бы вы для начала представиться…

И без того (по тому, как он смотрел преимущественно на мисс Рей), казалось, само мое существование невыносимо раздражало его. Теперь же, не поворачивая шеи, он взглянул на меня с неприкрытой долей злобы.

— Зовите меня Алфавит. Я проверяю, годитесь ли вы, чтобы вступить в наши ряды.

— Прошу прощения, но я не выказываю такого желания.

— Кажется, я не спрашивал.

К счастью, потянувшись в карман, он достал не нож и не пистолет, а всего лишь игральную колоду. И не стесняясь соседства в виде уборщиков, раздал каждому по шесть карт, определив главенствующую масть, и на примере наскоро объяснил правила.

Игра казалась нетрудной: старшая карта побеждает младшую, а выигрывает тот, кто лишится всех в финале. По требованию А. (буду называть его так, поскольку мне неловко писать его полное прозвище) ходы двигались по часовой стрелке, и я более чем уверен лишь для того, чтобы унизить меня. Он посылал мне пары и тройки карт, словно нарочно скапливал их и знал масти, какие были мне невыгодными. Под этим натиском я быстро лишился козырей, а к середине игры держал в руках едва ли не треть колоды. Когда мы с мисс Рей остались друг против друга, заведомо известный финал никого не удивил. Как бы в утешение мне подумалось, что это неплохо: кто знает, какая судьба ждала проигравшего, и лучше это буду я, чем она.

Я заметил, что А. пристально наблюдал за нами, но его лицо сохраняло такую немоту, что трудно было представить содержание мыслей. Единственный раз его глаза вспыхнули в конце второй партии, когда мисс Рей, имея не лучшие масти, пошла на риск. И удача благоволила ей…

— Не спеши, — сказал он, едва не нависнув над девушкой. — И запоминай сброшенные карты… Так, теперь со мной, один на один!

Все это время А. не прилагал ни йоты усилий и почти не смотрел на карты, не продумывал ходы. Уж не знаю, имела ли мисс Рей опыт в азартных играх или же ей передался недюжинный ум отца, но она смогла заставить этого бандита поднапрячься. А виной всему стремление: она жаждала проявить себя, чтобы, быть может, получить приглашение в это тайное Общество и спасать детей. И пусть