– Значит, одно из двух – упрямство или надежда – заставило тебя остаться?

Тиндвил вскинула голову:

– Не то и не другое.

Сэйзед устремил на нее долгий взгляд. Они стояли в темной нише. В бальном зале люди строили планы, их голоса эхом разносились под сводами. Блики света из окон танцевали на мраморном полу, отражались на стенах. Медленно и неуклюже Сэйзед обнял Тиндвил. Она не сопротивлялась, только вздохнула. Потом он закрыл свои оловянные метапамяти, и чувства нахлынули мощным потоком.

Ее мягкая кожа, ее теплое тело затопили, погружая в объятия. Ее голова лежала у него на груди. Запах ее волос – не запах духов, а чистый, четкий аромат – заполнил ноздри. Это было первое, что Сэйзед ощутил за три дня. Непослушной рукой террисиец стянул очки, чтобы ясно видеть.

– Знаешь, почему я тебя люблю? – тихо спросила Тиндвил.

– Это непостижимо для меня.

– Потому что ты никогда не сдаешься. Есть люди что кирпичи – твердые, несгибаемые, но, если долго по ним бить, они треснут. Ты… ты как сильный ветер. Ты всегда здесь и вроде бы кажешься податливым, но на самом деле испытываешь всех на прочность. Не думаю, что твои друзья понимают, насколько ты был силен.

«Был, – подумал Сэйзед. – Она уже думает о нас в прошедшем времени. И… считает это правильным».

– Боюсь, моей силы не хватит, чтобы их спасти, – прошептал он.

– Но троих ты спас. Ты был не прав, когда решил их отослать… но, может быть, и прав тоже.

Сэйзед закрыл глаза и прижал ее к себе. Он любил, восхищался и одновременно проклинал ее за то, что она осталась.

Но и за это тоже любил.

Внезапно на городских стенах забили сигнальные барабаны.

И потому я рискнул в последний раз.

Туманный утренний свет являлся тем, что не могло существовать. Туман уходил до восхода солнца. Он испарялся в тепле – конденсировался и исчезал даже в запертой комнате. Он не мог выдержать света восходящего солнца.

Но выдерживал. Чем дальше от Лютадели они уходили, тем дольше по утрам задерживался туман. Перемены были едва заметны – отряд все-таки удалился от города лишь на расстояние нескольких дней верховой езды, – но Вин их ощущала. Она видела разницу. Сегодня утром туман показался даже сильнее, чем она ожидала, – он не ослабел с восходом. Он скрадывал солнечный свет.

«Туман, – подумала Вин. – Бездна».

Уверенность в этом все крепла, хотя она ничего не знала наверняка. И все же Вин почему-то казалось, что она права. Бездна должна быть не монстром или тираном, а силой более естественной и оттого более пугающей. Живое существо можно убить. Туман же… страшнее. Бездне не нужны священники, чтобы поработить людей, – достаточно их собственных сверхъестественных страхов. Армии тоже без надобности, ведь вместо них убивает голод.

Как можно бороться с тем, что больше континента? С тем, что не чувствует гнева, боли, надежды или милосердия?

Но именно Вин должна была сразиться с подобным врагом. Она сидела на валуне возле ночного костра, прижав колени к груди. Эленд еще спал, Призрак ушел на разведку.

Рожденная туманом больше не задавалась вопросом о своем предназначении. Или она сошла с ума, или она – Герой Веков. Ее цель – победа над туманами.

«И все-таки… разве не должно биение делаться громче, а не тише?»

Чем дальше они уезжали, тем слабее становилась пульсация. Может, было уже слишком поздно? Может, что-то происходило у Источника, ослабляло его силу? Не мог ли кто-то другой забрать ее?

«Нам надо двигаться».

Кто-то, возможно, спросил бы, за что ему достался такой жребий. Вин знала нескольких людей – и в шайке Камона, и в окружении Эленда, – которые жаловались каждый раз, когда им давали поручения.

«Почему я?» – спрашивали они.

Неуверенные сомневались, что справятся. Ленивые не хотели ничего делать.

Вин не считала себя ни слишком уверенной, ни слишком целеустремленной. Она просто не видела смысла задавать вопросы. Жизнь научила, что иногда случается то, что случается. Как правило, у Рина не было особого повода бить ее. Да и повод, как ни крути, показался бы слабым оправданием. Причины, по которым умер Кельсер, казались понятны, но из-за этого тоска по нему не слабела.

Существовала цель. Неясная. Однако это не мешало признать, что надо постараться до нее добраться. Вин просто надеялась, что все поймет в нужный момент. Хоть биение и стало слабее, она по-прежнему его слышала. Оно тянуло вперед. К Источнику Вознесения.

Позади себя Вин чувствовала слабые вибрации туманного духа. Он не исчезал до тех пор, пока вокруг оставался туман. Он был здесь все утро, стоял прямо за ее спиной.

– Ты знаешь, в чем секрет? – тихо спросила Вин, поворачиваясь к призраку в красноватом тумане. – Ты…

Алломантическая пульсация туманного духа исходила прямо из их с Элендом палатки.

Вин спрыгнула с валуна на мерзлую землю и влетела в палатку. Эленд спал, его голова была едва видна под одеялами. Туман заполнил маленькое помещение, он клубился и колыхался, и уже это представлялось странным. Туман, как правило, не проникал в палатку.

И посреди тумана – прямо над Элендом – стоял дух.

На самом деле его там не было. Просто рисунок в тумане, порожденный хаотичным движением повторяющийся узор. И все же он казался реальным. Вин его чувствовала, видела – ощущала взгляд невидимых глаз.

Взгляд, полный ненависти.

Туманный дух поднял бесплотную руку, и Вин заметила, как что-то блеснуло. Она тотчас же выхватила кинжал и ринулась вперед. Ее удар встретил что-то осязаемое в руке туманного духа. В тишине раздался металлический звон, и Вин ощутила мощную волну холода. Волоски на ее теле встали дыбом.

А потом он исчез. Растворился вместе со своим лезвием, которое не могло быть настоящим. Вин моргнула, затем выглянула из палатки. День наконец-то победил туман.

Похоже, побед осталось не так уж много.

– Вин? – спросил Эленд, зевая и ворочаясь.

Она медленно выдохнула. Дух исчез. Дневной свет означал безопасность. Пока что.

«Раньше я только ночью чувствовала себя в безопасности. Кельсер научил меня этому».

– Что случилось? – снова подал голос Эленд.

Как мог человек, даже аристократ, быть таким безалаберным соней, ни на миг не заботиться о собственной уязвимости во время сна?

Вин вложила кинжал в ножны.

«Что я могу ему сказать? Как я могу защитить его от того, что сама едва вижу?»