— Постоянный лагерь? Вы остаетесь здесь? — спросил Ябу.

— Нет, только мои люди. Если атака так хороша, как я слышал, мы сформируем девять штурмовых батальонов по пятьсот самураев в каждом.

— Что?

— Да. Я привез с собой еще тысячу отборных самураев для вас. Вы обеспечите еще одну тысячу.

— Но нет достаточного количества ружей и подготовка…

— Ну, извините, вы не правы. Я привез тысячу мушкетов и вдоволь пороха и пуль. Остальное прибудет в течение недели вместе с еще одной тысячей человек.

— У нас будет девять штурмовых батальонов?

— Да, они составят один полк. Командиром будет Бунтаро.

— Может быть, было бы лучше, если бы командовал полком я. Он будет…

— О, не забывайте, что Совет состоится через несколько дней. Как вы сможете командовать полком, если собираетесь в Осаку? Вы готовы ехать?

Ябу остановился:

— Мы союзники. Мы договорились, что вы старший, и помочились в знак договоренности. Я соблюдал и соблюдаю ее. Сейчас я спрашиваю, какой у вас план? Мы воюем или нет?

— Никто не объявлял мне войны. Пока.

Ябу страстно желал выхватить свой меч работы Ёситомо и выпустить кровь из Торанаги прямо здесь на песке, покончив с ним раз и навсегда, чего бы это ни стоило. Он чувствовал дыхание телохранителей вокруг себя, но не заботился сейчас об этом: — Разве Совет не предвещает вашей смерти тоже? Вы сами сказали об этом. Как только они встретятся, вы должны будете повиноваться. Так?

— Конечно, — Торанага сделал знак телохранителям, чтобы они отошли, легонько оперся о свой меч, широко и твердо расставив свои массивные ноги.

— Тогда каково же ваше решение? Что вы предлагаете?

— Сначала посмотреть атаку.

— Потом?

— Потом поехать поохотиться.

— Вы собираетесь в Осаку?

— Конечно.

— Когда?

— Когда мне захочется.

— Вы имеете в виду, не тогда, когда захочется Ишидо.

— Я имею в виду, когда это захочется мне.

— Мы будем изолированы, — сказал Ябу, — мы не можем воевать со всей Японией, даже имея штурмовой полк, и мы, видимо, не сможем подготовить его за десять дней.

— Да.

— Тогда какой у вас план?

— Что на самом деле произошло у Дзозена с Нагой?

Ябу рассказал все как было, опустив только тот факт, что Нага был спровоцирован Оми.

— А мой чужеземец? Как себя вел Анджин-сан?

— Хорошо. Очень хорошо, — Ябу рассказал ему о попытке самоубийства в первый вечер и как он склонил Блэксорна на свою сторону, к их общей выгоде.

— Это было умно, — медленно сказал Торанага. — Я никогда не думал, что он попытается совершить сеппуку. Интересно.

— Повезло, что я приказал Оми быть наготове.

— Да.

Ябу нетерпеливо ждал дальнейшего, но Торанага молчал.

— Эту новость о том, что господин Ито станет регентом, я вам сообщил, — сказал наконец Ябу. — Вы знали об этом до моего письма?

Торанага ответил не сразу:

— До меня доходили слухи. Господин Ито — лучший выбор для Ишидо. Бедный глупец всегда радуется, когда его возносят, а потом снова оказывается носом в чужом анусе. У них собирается хорошая компания.

— Его голос погубит вас тем не менее.

— Если Совет состоится.

— А, так у вас есть план?

— У меня всегда есть план — или планы — разве вы не знаете? Но вот вы, каков у вас план, союзник? Если вы хотите ехать, то поезжайте. Если вы хотите остаться, оставайтесь. Выбирайте! — он пошел дальше.

* * *

Марико протянула Торанаге свиток, тесно исписанный иероглифами.

— Это все? — спросил он.

— Да, господин, — ответила она, недовольная теснотой каюты и вообще тем, что она опять находится на борту, даже если корабль и стоит в гавани. — Здесь повторяется многое из того, что есть в военном руководстве, но я записывала каждый вечер все, что происходило. Это почти как дневник всего, что случилось или было сказано с того времени, как вы уехали.

— Хорошо. Кто-нибудь еще читал его?

— Нет, насколько я знаю, — она стала обмахиваться веером. — Наложница Анджин-сана и слуги видели, как я писала, но я все время держала это под замком.

— И каковы ваши выводы?

Марико заколебалась. Она взглянула на дверь каюты и закрытый иллюминатор.

Торанага сказал:

— На борту только мои люди.

— Да, господин. Я только вспомнила, что Анджин-сан говорил, что на борту корабля нет секретов. Так что простите, — она задумалась на минуту, потом продолжала более уверенно. — Мушкетный полк выиграет одно сражение. Чужеземцы могут победить нас, если они высадятся, силой пушек и ружей. У нас должен быть военно-морской флот, как у них. Все знания, которыми обладает Анджин-сан, имеют для вас огромное значение, так что это должно держаться в секрете, это только для ваших ушей. В чужих руках это знание будет смертельно для нас.

— Кто еще в курсе того, что он рассказывает?

— Ябу-сан знает много, но Оми-сан знает больше — он более догадливый. Игураши-сан, Нага-сан и солдаты, конечно, понимают стратегию, не отдельные мелкие детали, и никто не постиг всего, что знает Анджин-сан о политике и вообще о мире. Ну, я больше всех остальных. Я записывала все, что он говорил, спрашивала, комментировала. Как могла. Конечно, он только рассказывал нам об определенных вещах, но его познания огромны и память почти совершенна. При его терпении он может дать вам точную картину мира, описать его обычаи, опасности… если он говорит правду.

— А он говорит правду?

— Я считаю, что да.

— Каково ваше мнение о Ябу?

— Ябу-сан — очень вспыльчивый человек без каких-либо угрызений совести. Он не ценит ничего, кроме своих собственных интересов. Долг, верность, традиция ничего для него не значат. Его ум вспыхивает до больших озарений, даже гениальности. Он одинаково опасен и как враг, и как союзник.

— Это все исправляемые качества. А что против него?

— Плохой администратор. Его крестьяне устроят бунт, если только получат оружие.

— Почему?

— Грабительские, незаконные налоги. Он берет семьдесят пять из ста частей риса, рыбы, всего остального. Он начал брать налог с головы, с земли, с лодки, с каждой продажи, с каждого барреля саке — в Идзу со всего берутся налоги.

— Может быть, я возьму его или его управляющего к себе в Кванто. Ну, то что он делает здесь, это его дело, у его крестьян никогда не будет оружия, так что нам нечего беспокоиться об этом. Я мог бы все еще использовать Идзу как базу, если будет необходимость.