дыбы вставали, и голову он вскидывает как дед. И неважно, что он там говорит, главное – жив, Серёжа выжил.

– Зря лыбишься, – ворвался насмешливый голос.

Бурлаков вздрогнул.

– Извини, задумался.

Женя вышла поставить подогреть чайник, и Андрей решил добивать, пока Эркин не пришёл. Тот с работы, усталый, а тут вместо отдыха возись с этим придурком.

– Вали отсюда.

– Опять сначала, – заставил себя улыбнуться Бурлаков. – Не надоело?

– Не твоя забота. Не понял если, я тебе по-простому салазки загну.

И услышал неожиданное.

– Не нарывайся. А то сдачи получишь.

– Та-ак.

Доводить до ножа Андрею, конечно, не хотелось. По многим и очень веским причинам. Но отступать тоже нельзя. И выкинуть его до прихода Эркина надо. А тот сел, как привинтился, и ничего его не берёт.

Бурлаков смотрел на него открыто, в упор. Вот этот злобный, ощерившийся на весь мир зверёныш – его Серёжа?! Что же с ним сделали? Но это не страшно. Главное, что он жив.

Этот взгляд мешал Андрею сосредоточиться на злобе, и он вдруг по-детски жалобно попросил:

– Уйди, а? Ну, уйди сам по-хорошему.

– Почему ты гонишь меня? – тихо спросил Бурлаков.

– Да потому, что без тебя мне хорошо. Не нужен ты мне.

– Нет, Серёжа…

– Я Андрей, – со сразу вскипевшей злобой поправил его Андрей. – Я ж сказал тебе. Ты лагерную пыль видел хоть когда? На плацу, где поверки, из крематориев как пепел ссыпают, видел? Там ищи. А я – Андрей Мороз, и ты мне – никто, понял? Не докажешь, намертво стоять буду. Ссуду скажешь вернуть, председатель хренов, верну, сдохну, а проживу без тебя и без денег твоих. А увезти меня, хрен выкуси, – Андрей всё злее пересыпал фразы руганью, уже не дразня, а всерьёз. – Зубами рвать, падла, буду, ты, гнида… – и осёкся, увидев Женю.

Женя внешне очень спокойно поставила на стол чайники, словно, не заметив покрасневшего Андрея, села, налила Бурлакову чая и заговорила об Андрее.

– Андрюшу все любят у нас, и на работе, и в школе. Он позже остальных учиться начал, и не только догнал, но и первым закончил. На одни пятёрки. И на работе. Другие по году в учениках сидят, а Андрюшу через квартал в рабочие перевели.

Андрей, растерянно полуоткрыв рот, слушал Женю и ничего не понимал. А Женя уже перешла к бытовым проблемам.

– У Андрюши и своя квартира будет, уже дом построили, обставить только надо, и здесь у него комната своя. Я понимаю, вам, Игорь Александрович, конечно, хочется, чтоб ему хорошо было, но у Андрюши всё есть. Андрюша, ты бы показал, какая комната у тебя, и книг ты сколько накупил.

Бурлаков живо обернулся к двери, ведущей, как он понял, в комнату Андрея, но тот одним прыжком сорвался с места и загородил собой дверь.

– Не пущу! Шмон по ордеру только, понял?

– Андрюша! – ахнула Женя. – Он же отец тебе.

– Без ордера только своим, – упрямо повторил Андрей.

Что Женя своим рассказом пытается заставить Бурлакова не забирать его, он догадался, но подыгрывать не стал.

Бурлаков ответить не успел. Потому что открылась входная дверь и Женя метнулась в прихожую.

– Эркин, наконец-то!

Андрей перевёл дыхание и улыбнулся. Теперь он не один. А вдвоём они – сила!

Ещё подходя к дому, Эркин заметил, что свет горит во всех окнах, кроме Алискиной комнаты. С чего это? Ну, Женя его ждёт, но либо на кухне, либо в спальне, ну, у Андрея свет, зачитался, наверное, как обычно, а в большой-то почему? Плотные шторы не давали разглядеть внутренность, и он начал тревожиться. Взбежал по лестнице, подошёл к своей двери и, доставая ключи, прислушался. Вроде слышались голоса, но… но там что-то странное, и, тревожась всё сильнее, открыл дверь.

Одновременно он услышал голос Андрея, злой, на той грани, где слова уже не важны, а достают нож, и тут к нему на шею кинулась Женя.

– Женя, что случилось?!

– Он приехал! Эркин…

– Кто?! Женя, кто?

– Он. – Женя как-то забыла, что Эркин даже о телеграмме не знает. – Он, Бурлаков, Андрюшин отец.

Отец? Эркина вдруг шатнуло, он даже ухватился за дверной косяк, чтобы устоять.

– И… – он выталкивал слова сквозь сведённое судорогой горло. – И что теперь?

– Андрей… он как не в себе, он… успокой его.

Эркин кивнул, заставил себя перевести дыхание и, как был, не переобуваясь и не сняв джинсовой куртки, вошёл в гостиную.

Стол выдвинут и накрыт для чая. Андрей в дверях своей комнаты, загораживает её, а за столом седой, памятный ещё по лагерю…

Увидев Эркина, Андрей радостно улыбнулся.

– Во! Здравствуй, брат.

– Здравствуй, – кивнул Эркин.

Бурлаков повернулся к нему и встал.

– Здравствуйте.

Ему, улыбаясь, протягивали руку, и Эркин ответил на рукопожатие, тоже улыбнулся. Но глаза его оставались встревоженными.

Вбежала Женя с чашкой.

– Эркин, садись, ты с работы, чаю…

Помедлив, Эркин кивнул.

– Да, Женя, я сейчас, – и Бурлакову: – Извините.

В прихожей он снял и повесил джинсовку, переобуваться всё-таки не стал, мало ли что, да и неудобно при таком госте в шлёпанцах, вымыл руки и вернулся в гостиную. Женя ему уже налила чаю, и он сразу, едва сев за стол, отхлебнул горячей сладкой с приятной горчинкой жидкости.

Сел к столу и Андрей.

– Вот, брат, смотри, кто приехал.

– Вижу, – ответил Эркин.

Он не знал, как спросить о самом главном: когда Бурлаков заберёт Андрея и можно ли будет им потом если не видеться, то хотя бы писать друг другу, он же только грузчик, да ещё бывший раб, а Андрей теперь не простой работяга, репатриант из угнанных, каких сотни и тысячи, а сын председателя всесильного Комитета. И спросил о другом. Но тоже важном.

– Вы получили письмо? Женя написала вам тогда, весной.

– Да, – кивнул Бурлаков. – Получил. Но я был в поле, в экспедиции и прочитал, когда вернулся.

Он видел, что Эркин не понял его слов про поле и экспедицию, но не место и не время объяснять. Парень чем-то сильно встревожен, почти напуган.

– Как на работе?

– Спасибо, – вежливо улыбнулся Эркин. – Всё в порядке, – посмотрел на Андрея и решил попробовать выяснить не впрямую, а с подходом. – Ты уроки все сделал?

– Русский весь, и физику. По биологии почитать ещё надо. А ты?

– Русский сделал, – Эркин улыбнулся Жене, успокаивая не так её, как себя: ну, раз Андрей говорит об уроках, значит, завтра он ещё здесь, а за ночь они обо всём договорятся.

Эркин пил чай и смотрел на Андрея. Будто запоминал, будто в последний раз видит. Андрей почувствовал, понял этот взгляд и сразу