– Сейчас этого сделать никак нельзя, и дело, собственно, не в нём: нужно просто извлечь его содержимое.

– Но как? – удивлённо спросила миссис Клейтон. – Он заперт, и очень хорошо заперт, а ключа нет.

– Ключ у меня, – печально молвил собеседник.

– У вас?! Ах, мистер Лоренс, – с дрожью воскликнула хозяйка, – здесь кроется какая-то ужасная тайна! Бога ради, объясните мне, в чём тут дело! Какое отношение вы можете иметь к сундуку моей несчастной кузины, если лишь однажды встретились с ней?

– Это она так вам сказала? – спросил Лоренс.

– Нет, но мне так показалось. Вы знали её? Когда вы познакомились? Где? И почему вы об этом не сказали раньше?

– Как мне теперь рассказать вам? – вымолвил Лоренс, глядя на невинное женское лицо, на котором смешались удивление и страх, но которое, казалось, нельзя было и помыслить залитым краской стыда. – Вы слишком добры и слишком счастливы, миссис Клейтон, и вам, надо полагать, нелегко себе представить, а тем более проникнуться сочувствием к тем терзаниям и искушениям, которые предшествовали нашей с Бланш роковой дружбе и её падению.

– Её падению? Бланш согрешила? – с ужасом воскликнула Белла Клейтон.

– Будьте добры не перебивать меня, миссис Клейтон, – поспешно выговорил он, закрывая лицо руками, – иначе я никогда не смогу рассказать вам эту грустную историю. Я познакомился с вашей кузиной много лет назад. Подозревали ль вы, что она несчастлива в своём браке?

– Никоим образом! – удивлённо ответила Белла.

– Бланш в самом деле была очень несчастна, как несчастны и многие женщины потому, что у мужчин, с которыми они связали свою судьбу, совершенно противоположные чувства и вкусы. Мы встретились после её возвращения в Англию и… О, это старая история, миссис Клейтон… Я полюбил её и был достаточно безумен, чтобы признаться ей. Ну а когда мужчина-эгоист и самоотверженная женщина признаются друг другу в любви, совсем не трудно предугадать, к чему это приведёт. Я разбил её жизнь – простите, что я говорю без обиняков, – а она продолжала любить меня и всё мне прощала.

– О, Бланш! – воскликнула Белла, густо покраснев и закрывая лицо руками.

– Несколько месяцев мы наслаждались нашим невообразимым счастьем, а потом она, ни слова не сказав мне, вдруг уехала из дома, отправилась на континент. Я был изумлён, наконец, просто обижен, и, как только нашёл её в Париже, потребовал объяснений. Но она отказалась встретиться со мной, а когда я стал настаивать, уехала оттуда так же внезапно, как из Лондона. С тех пор она не отвечала на мои письма, мы никогда не встречались, покуда неожиданно не столкнулись в вашем доме. Тогда, после её первого отказа встретиться со мной, гордость не позволила мне вновь просить её о встрече, и я назвал всё происшедшее флиртом. Я пытался заставить себя вычеркнуть из своего сердца воспоминания о наших встречах, и казалось, мне это удалось.

– О, моя бедная, бедная! – рыдала миссис Клейтон. – Вот почему она так долго сторонилась всех, вот откуда её отчуждённость. Она, выходит, пыталась воплотить своё раскаяние в муки отречения и неизбывного одиночества. Она ни с кем, ни с кем не делилась своей тайной. Ну а сундук, мистер Лоренс, – какое отношение всё это имеет к чёрному сундуку?

– Когда несколько дней назад я встретил её в вашем парке и упрекнул за то, что она бросила меня, и потребовал объяснить такую перемену отношения ко мне, она пригласила меня в свои комнаты. И, открыв этот самый сундук, показала мне, что там лежит.

– Что же это?.. – еле слышно вымолвила миссис Клейтон.

– Не угодно ли вам увидеть самой? – спросил Лоренс, вынимая из кармана ключ. – В конце концов, я имею такое же право показать вам, как и сама Бланш. Но достаточно ли дорога вам память о ней, её репутация, чтобы вы хранили эту тайну?

– Да, – решительно отвечала Белла.

– Последние два года этот сундук, – продолжил Лоренс, вставляя ключ в замок, – сопровождал мою бедную девочку во всех её странствиях. Его страшная тайна, которую она хранила, изнемогая все эти годы от одиночества, и стала, я уверен, главной причиной её смерти – она должна была терпеть стыд, и ноша оказалась слишком тяжела для её нежного характера и гордого духа. Раскаяние убило её. Если у вас достаточно смелости, миссис Клейтон, то загляните внутрь и постарайтесь понять те чувства, которые я испытываю сейчас, стоя здесь на коленях и глядя на это вместе с вами.

Герберт Лоренс откинул крышку, раздвинул ткани, и миссис Клейтон наклонилась и увидела, что на батистовом полотне среди засохших цветов лежит аккуратно положенный крохотный скелет младенца.

Белла закрыла лицо руками – не столько для того, чтобы не видеть его, сколько чтобы вытереть слёзы, лившиеся из глаз, и сквозь рыдания простонала:

– О, моя бедная, бедная Бланш! Что она должна была выстрадать! Упокой, Господи, её душу!

– Аминь! – сказал Герберт Лоренс. – Вы позволите мне взять этот сундук с собой, миссис Клейтон? – мягко попросил он.

Она взглянула на него. В его глазах стояли слёзы.

– Да-да, конечно, – отвечала Белла, – заберите его. Поступайте с ним, как сочтёте нужным, только больше не говорите мне о нём ничего.

Он и не говорил, лишь намекнул один раз. Вечером, в тот день, когда тело Бланш Деймер предали земле, Лоренс приблизился к миссис Клейтон и прошептал:

– Всё сделано, как она хотела. – И миссис Клейтон сразу поняла, что он имел в виду.

Тайна, к которой она невольно стала причастна, так давила на Беллу, что она была признательна Лоренсу, когда он, как и обещал, прямо из Мольтон-Чейса уехал за границу.

Она больше никогда не видела Герберта Лоренса.

А полковник Деймер, горе которого на похоронах и какое-то время спустя казалось беспредельным, в конце концов, как и большинство мужчин, очень сильно скорбящих на людях, нашёл себе утешение в лице другой жены.

История жизни и смерти Бланш Деймер ещё не забыта, но кузина Белла, разумеется, свято хранит открывшуюся ей тайну.

Я знаю, найдутся люди, которым этот эпизод покажется несколько надуманным. Но в ответ им я могу сказать только одно: главный инцидент, вокруг которого, собственно, и вращается весь интерес данной истории, а именно что несчастная миссис Деймер столь мучилась угрызениями совести, что многие годы возила за собой вещественное доказательство своего грехопадения и ни на минуту не упускала его из виду, постоянно трепеща перед возможностью разоблачения, – есть невыдуманный факт.

Я лишь оставил за собой право изменить обстоятельства, при которых было обнаружено содержимое чёрного сундука с железными застёжками, равно как названия мест и имена людей, в моей истории участвующих, с тем чтобы полнее сохранить тайну. В той форме, в какой я представил её читателю, данная история никому уже не причинит вреда, и в этом вся моя заслуга.

1868

Он был огромный шотландец – буйная копна рыжих волос, всё лицо в веснушках, – настоящий житель приграничной полосы, прямой потомок пресловутого клана лидсдейлских конокрадов и угонщиков скота. Такая родословная не мешала ему, однако, являть собой образец провинциальной добродетели, быть вполне степенным и благонравным гражданином – членом городского совета Мелроуза, церковным старостой и председателем местного отделения Христианской ассоциации молодых мужчин. Браун была его фамилия, и её можно было прочесть на вывеске «Браун и Хэндисайд», что висела над большими бакалейными лавками на Хай-стрит. Жена его, Мэгги Браун, до замужества – Армстронг, родилась в старой крестьянской семье в глухом Тевиотхеде. Невысокого роста, смуглая, темноглазая, с необычайной для шотландки нервной натурой. Казалось, не найти большего несоответствия, чем этот рослый, рыжеволосый мужчина и маленькая смуглая женщина, а ведь оба уходили корнями в прошлое этой земли так глубоко, насколько вообще хватало человеческой памяти[86].