продовольственной политике Смольного играла, как и прежде, Продовольственная комиссия Военного Совета Ленинградского фронта, хотя из главного инструмента этой политики в 1942 г.[1003] она постепенно становилась в 1943 г. главным контролирующим органом распределения созданных в городе-фронте значительных запасов продовольствия. В ноябре 1943 г. Продовольственная комиссия выделила 500 «стахановских талонов» на питание управлению Октябрьской железной дороги[1004], работники которой своим героическим трудом обеспечивали доставку грузов в город-фронт. Обеденные карточки были выданы старшим агрономам пригородной зоны Ленинграда[1005], под руководством которых в 1943 г. был получен относительно высокий урожай овощей и картофеля. Продовольственная комиссия также разрешила отделу торговли Исполкома Ленгорсовета отпускать для школ рабочей молодежи на ужин дополнительно 200 г овощей, 50 г изделий из белковых дрожжей, стакан соевого молока, стакан чая или кофе без сахара[1006]. Но в более чем 20 случаях просьбы на дополнительное питание Комиссия не удовлетворила[1007].

«Был на районном активе, выступал Капустин. Толково. Давайте боеприпасы, как бы хорошо ни работали, но боеприпасы подайте. За них не простим, – записал в дневнике главный инженер завода «Судомех» В. Ф. Чекризов. – Серьезно ставится вопрос о восстановлении города в 1944 г. 100 миллионов [рублей] капитальных работ только в нашем районе. 3 стекольных завода в течение 3-х лет для остекления города. Увеличение населения в 2 раза в 1944 году»[1008]. Секретарь горкома партии Я. Ф. Капустин, возглавлявший накануне войны Кировский райком партии и хорошо знавший специфику и возможности ленинградской оборонной промышленности, доводил директиву партийного руководства города на всемерную мобилизацию производства боеприпасов просто и незатейливо, хотя такая «накачка» вряд ли была нужна тем, кто производил эти боеприпасы зимой 1941-1942 гг. Например, девушкам передвижной снаряжательной мастерской (ПСМ-21). Многие из них за самоотверженный труд в период первой блокадной зимы были награждены медалями «За боевые заслуги». Они не подвели и в 1943 г., собрав за последние три месяца 470 тыс. выстрелов[1009]. Однако основным инструментом трудовой мобилизации по-прежнему оставались «стахановские талоны» и другие виды дополнительного питания.

Широкая разъяснительная работа развернулась в районах города по восстановлению городского хозяйства. На различного рода активах, собраниях и заседаниях выступали партийные, советские и хозяйственные руководители, которые информировали ленинградцев о том, что предстояло сделать в том или другом районе по восстановлению и ремонту городского хозяйства. В начале ноября 1943 г. был проведен семинар городских строительных контор, на котором выступил главный архитектор Ленинграда Н. В. Баринов, познакомивший собравшихся с планом первоочередных восстановительных работ в городском хозяйстве. 20 ноября 1943 г. ленинградский областной комитет партии и Исполком Леноблсовета приняли постановление «О восстановлении жилищно-коммунального хозяйства и электростанций Ленинградской области»[1010]. Одновременно началась разработка основных положений плана восстановления Колпино, который в августе-сентябре 1941 г. в ожесточенных боях с захватчиками отстояли рабочие Ижорского батальона, находившегося затем в течение долгих месяцев осады Ленинграда на передней линии обороны[1011].

10 ноября 1943 г. после двухлетнего перерыва с Московского вокзала отправился в Москву пассажирский поезд, который следовал пока через Мельничный Ручей к Шлиссельбургу и далее по Дороге Победы к Волховстрою, откуда кружным путем к станции назначения. Это был скорый поезд № 21/22 Ленинград – Москва, находившийся в пути 30 часов[1012].

10 ноября 1943 г. «Ленинградская правда» сообщила о важном событии, имевшем отношение не только к Государственной Публичной библиотеке им. М. Е. Салтыкова-Щедрина, которая получила из Москвы 18 т различных изданий. Это были обязательные экземпляры книг, журналов, газет и других выходивших в различных городах страны изданий, которые с начала войны Публичная библиотека перестала получать. Хранившиеся во Всесоюзной книжной палате, эти обязательные экземпляры теперь дошли до адресата – еще одно свидетельство приближавшегося освобождения Ленинграда от блокады.

Ленинградские художники приняли активное участие во Всесоюзной художественной выставке «Героический фронт и тыл», открывшейся 21 ноября 1943 г. в залах Государственной Третьяковской галереи. Особый успех имела серия рисунков «Ленинград в 1943 году». «Среди тематических полотен и листов выставки, – отмечалось в газете «Литература и искусство», – прежде всего привлекает внимание единая по настроению и высокому качеству исполнения графическая сюита ленинградских художников, посвященная защите славного города»[1013]. В самом Ленинграде в 1943 г. было организовано 12 стационарных и 22 шефских выставки в воинских частях, в общей сложности экспонировалось 478 произведений 95 авторов[1014].

Большим событием в музыкальной жизни блокадного Ленинграда в 1943 г. стало первое исполнение «Торжественной кантаты» А. К. Глазунова и кантаты П. И. Чайковского «Москва». Оба этих произведения не звучали с дореволюционного времени и теперь с большим успехом были исполнены в Ленинградской филармонии симфоническим оркестром Ленинградского радиокомитета под управлением К. И. Элиасберга и сводным хором Радиокомитета и Политуправления Ленинградского фронта. 6 ноября 1943 г. кантата «Москва» прозвучала на «правительственном» концерте в Смольном[1015]. С большим успехом в ноябре 1943 г. выступали в Ленинградской филармонии выдающиеся пианисты Э. Г. Гилельс, Я. И. Зак, М. В. Юдина, прилетавшие в осажденный город неоднократно. Вспоминая эти встречи с ленинградцами, М. В. Юдина, которая до войны была профессором Ленинградской консерватории, писала: «Господи, как я стремилась в Ленинград – „умереть у стен Ленинграда“, как минимум… я счастлива, что хоть краешком коснулась великой сей эпохи, смогла передать какие-то символические посылочки дорогим-дорогим, любимым друзьям – уцелевшим – всех возрастов и формаций, лицезреть их просветленные лица („святые от голода“, как сказано у Велемира Хлебникова), облобызать эти одухотворенные лица, поплакать с ними о бесчисленных умерших…»[1016]

Выражение «умереть у стен Ленинграда», употребленное М. В. Юдиной, вероятно, перекликается с названием пьесы В. В. Вишневского «У стен Ленинграда», судьба которой решалась как раз в ноябре 1943 г. Как уже отмечалось, первое чтение этой пьесы состоялось еще в мае 1943 г., на нем вместе с писателями, оценившими пьесу как творческий успех В. В. Вишневского, присутствовали и политработники Балтийского флота, высказавшие критические замечания и пожелания. После этого обсуждения пьеса «У стен Ленинграда» стала предметом «головной боли» партийных идеологов, ее читали на разных этапах в Смольном и снова возвращали на доработку. Партийные критики обвиняли автора в чрезмерной драматизации положения под Ленинградом осенью 1941 г., в искажении образа комиссара морской пехоты, в увлечении отрицательными персонажами и в недостаточном внимании к положительным героям пьесы. «Даже Вс. Вишневский, человек, наделенный неукротимым темпераментом, которого никогда нельзя упрекнуть в отсутствии советского патриотизма, – писал в связи с этими обвинениями известный исследователь блокады Ленинграда А. П. Крюковских, – даже он был не в состоянии пробить глухую стену непонимания, воздвигнутую на пути пьесы к зрителю. Не один раз он пытался встретиться с А. А. Ждановым, разъяснить свою авторскую позицию, но это ему так и не удалось»[1017]. И это тем более удивительно, что в октябре 1942 г. В. В. Вишневский дважды встречался с А. А. Ждановым накануне премьеры музыкальной комедии «Раскинулось море широко», либретто которой написали В. В. Вишневский, В. Б. Азаров и А. А. Крон. Как видно из «Журнала посещений А. А. Жданова»,