перевес. 19 августа (нового стиля) 1587 года коло Замойского, состоявшее главным образом из малополян с южноруссами, выкрикнуло королем Сигизмунда; Литва пристала к нему, как к потомку своей любимой династии. Примас с гетманом отправился в костел Св. Яна, где и отправил благодарственный молебен в честь новоизбранного короля. Но коло Зборовских, состоявшее наиболее из великополян, не признало этого выбора; а спустя три дня выкрикнуло королем эрцгерцога Максимилиана, одного из братьев императора Рудольфа II. Между тем Замойский установил со шведскими послами условия или так называемое pacta conventa. Главное условие состояло в том, чтобы шведское правительство заключило с Польшей прочный мир и отдало бы ей Эстонию. Оба принца, и Сигизмунд и Максимилиан, приняли выбор и согласились на предложенные каждому условия. Теперь предстоял вопрос, кто из них успеет прежде другого прибыть в Краков и короноваться. Максимилиан был гораздо ближе; с небольшим войском он двинулся в Польшу в надежде на сильные подкрепления от своих польских сторонников. Он уже подошел к самому Кракову; но Замойский не дремал и приготовился к энергичному отпору. Отбитый после неудачного приступа Максимилиан отступил к Ченстохову, где стал ожидать новых подкреплений. В это время Сигизмунд высадился в Данциге; отсюда под прикрытием военного отряда поспешил в Краков, куда и прибыл благополучно. Коронование его здесь совершено было примасом Карнковским 28 декабря того же 1587 года (январского). После того сторона Максимилиана стала заметно уменьшаться; многие поляки покидали ее и отправлялись к новому королю искать его милостей. Замойский со значительной силой выступил в поход против Максимилиана. Последний отступил в Силезию и стал под Бычином. Замойский смело перешел границу, напал на противников и разбил их (13 января 1588 г.). На поле Бычинской битвы найдено было 1800 трупов с подбритыми головами по польскому и венгерскому обычаю и 1200 с остриженными по-немецки. Вслед за тем Замойский осадил замок Бычин, где заперся было Максимилиан, и эрцгерцог принужден был сдаться военнопленным. Впоследствии, по настояниям австрийского двора и Римской курии, он был отпущен из плена, и хотя, вопреки условию, продолжал титуловать себя королем Польским, но без всякой для себя пользы. Победа под Бычином утвердила польско-литовскую корону на голове Сигизмунда III.

В лице молодого шведского принца на польско-литовском престоле воссела явная умственная ограниченность, соединенная со слепой преданностью папству и католической церкви. Такими резкими чертами определился характер всего этого долговременного царствования. Речь Посполитая не приобрела никаких существенных выгод от сего выбора: главное его условие, то есть отдача Эстонии — которая соединила бы все земли бывшего Ливонского ордена под польским владычеством, — не было исполнено шведским королем, и самый союз со Швецией не только не состоялся, а, напротив, потом отказ шведов-протестантов признать своим королем Сигизмунда как ревностного католика повел к враждебным отношениям двух стран. Своей ненаходчивостью и чопорностью новый король с самого начала произвел в Польше неприятное впечатление. При первом же свидании с ним Замойский был поражен упорным молчанием и холодностью двадцатилетнего Сигизмунда, так что, обратясь к одному из своих приятелей, заметил: «Что за немого послали нам черти!» Этот самый Замойский, которому Сигизмунд был обязан своей короной, первый испытал на себе его черную неблагодарность. Недоброхоты канцлера начали внушать королю, что сила и значение сего вельможи затмевают самую королевскую особу и что он явно стремится подчинить короля своему постоянному влиянию. Сигизмунд дал веру этим внушениям, под разными предлогами начал удалять от двора главных приверженцев канцлера, а потом своим явным пренебрежением заставил отдалиться и его самого, особенно после своего брака с австрийской эрцгерцогиней Анной — брака, которому тщетно противилась польско-патриотическая партия Замойского. Самыми приближенными к королю и влиятельными лицами сделались его придворные ксендзы-иезуиты, между которыми находился также известный Петр Скарга. Влияние их не замедлило отразиться на отношениях нового короля к диссидентам вообще и к православной Руси в частности[92].

Хотя при своей коронации в Кракове Сигизмунд III, в числе других пунктов, присягнул охранять свободу вероисповедания диссидентам или не католикам, однако присяга эта нисколько не стеснила его вскоре потом начать долгий, неустанный поход против русского православия; причем он явился усердным орудием в руках своих главных советников, иезуитов.

Люблинская уния 1569 года, укрепляя политическое объединение Западной Руси с Польшей, естественно, открывала широкие пути для влияния сей последней на первую в культурном отношении, а следовательно, и в области религиозной. Успешно совращая знатные роды из протестантства и православия в католичество, иезуиты не захотели уже ограничиться высшим сословием, а задумали и весь русский народ в церковном отношении подчинить папскому престолу. Так как попытка общего и прямого обращения в католичество могла вызвать народные волнения и мятежи, то они обратились к мысли о единении церквей, то есть снова подняли вопрос об осуществлении Флорентийской унии. С этой целью известный Скарга еще в том же 1569 году сочинил книгу «О единстве церкви Божией под одним пастырем и о греческом от сего единства отступлении». Сия книга была два раза издана на польском языке (в 1577 и 1590 гг.). Первое ее издание посвящено князю Константину Константиновичу Острожскому, а второе королю Сигизмунду III. Так как предлагаемая уния оставляла православным их обряды и богослужение на церковнославянском языке, а только требовала признания папского главенства, то она была встречена благодушно многими православными. Сам известный ревнитель православия князь Константин Константинович Острожский, с обычной своей близорукостью, вначале относился к этой мысли благосклонно, надеясь с помощью Римской курии водворить порядок и благочиние в сильно расстроенной западнорусской иерархии. Но мысль о церковной унии прозябала до тех пор, пока на польском престоле не явился подходящий для нее король, то есть Сигизмунд III. Тогда она быстро пошла к своему осуществлению и скоро нашла себе усердных сотрудников в среде самих западнорусских иерархов.

В 1588 году произошло небывалое дотоле посещение Руси цареградским патриархом, которого верховную власть над собой издревле признавала русская иерархия. Патриарх Иеремия, предприняв известную поездку в Москву, направил свой путь на Польшу и Литву, так как при посредстве канцлера Яна Замойского получил от короля грамоту на свободный проезд через эти страны. Он остановился в Вильне, где был принят православными жителями с большим почетом и где собственной печатью подтвердил представленный ему устав недавно возникшего Святотроицкого братства. Иеремия на сей раз недолго оставался в Литовской Руси: он спешил в Москву. Прошло не менее года, когда он на обратном пути из Москвы вновь остановился в Вильне и на более продолжительное время. Теперь он деятельно занялся приведением в порядок сильно расстроенной Западнорусской митрополии,