а 4-й танковый — по двум, что позволяло наращивать силу их удара и справляться с внезапно возникавшими задачами. Решение двигаться двум корпусам по четырем маршрутам объяснялось, как, видимо, помнит читатель, условиями местности — наличием рек и глубоких оврагов. Организованным действиям корпусов способствовало то, что перед наступлением мы много занимались подготовкой выжидательных районов и рубежей ввода (исходный район удалось подготовить только для 26-го танкового корпуса). Удаление выжидательных районов от переднего края для корпусов В. В. Буткова и А. Г. Родина составляло 15–20 километров, а для корпуса А. Г. Кравченко — 1,5–3 километра. Последнее обстоятельство объяснялось малой площадью клетского плацдарма, но мы гордились тем, что нам удалось на столь ограниченной территории надежно скрыть танковые соединения от вражеской разведки.

Вот, думалось мне, когда-нибудь в военных академиях будут приводить этот факт в качестве примера нешаблонного подхода к делу. Каково же было мое удивление, когда, будучи начальником Военной академии Генерального штаба и присутствуя на одном из занятий, я из уст преподавателя оперативного цикла услышал следующую тираду:

— Очень близкое удаление выжидательного района 4-го танкового корпуса от переднего края нельзя признать нормальным, так как в данном случае усложнялись условия подготовки корпуса к операции и не сохранялась внезапность действий. Рациональным следовало признать ввод танковых корпусов по двум маршрутам, так как это позволило бы в наибольшей степени сохранить управление, маневр и силу удара, а движение по четырем маршрутам требовало больше средств связи (а их как раз недоставало) и значительно усложняло управление.

Я, конечно, на занятиях ничего не сказал уважаемому преподавателю, но на другой день, найдя фронтовую карту, пригласил его к себе, попросил внимательно изучить обстановку и подумать, прав ли был он, критикуя «ошибки» штаба Юго-Западного фронта. К чести моего коллеги, он признал, что составил лекцию, имея, как он выразился, лишь текстуальные данные и схему, на которой не было ни рельефа местности, ни точной оперативной обстановки. На следующем занятии преподаватель объяснил слушателям свою оплошность.

Принеся извинение читателю за частые отступления, продолжу последовательный рассказ. Как только было отдано распоряжение о вводе танковых корпусов, командующий приказал выехать: мне — в 1-й танковый корпус, Г. С. Родину — к своему однофамильцу, а полковнику А. О. Ахманову — к А. Г. Кравченко. Причем мне было сказано, что у В. В. Буткова что-то не ладится.

Прибыл я на КП корпуса примерно в 13 часов и застал там начальника штаба полковника И. М. Харчевникова. От него узнал, что корпус выходил к рубежу ввода в сражение (как и другие соединения) в колоннах по заранее подготовленным маршрутам. Однако разведдозоры, высланные к боевым порядкам стрелковых частей, не смогли в густом тумане быстро сориентироваться на ровной, заснеженной местности и установить местонахождение пехоты. Из-за этого танковые бригады, вышедшие к 10 часам на южную и юго-восточную окраины хутора Калмыковский, вынуждены были основательно подзадержаться здесь.

Тем временем выяснилось, что враг готовится к отходу в полосе 119-й стрелковой дивизии полковника М. М. Данилова. В связи с этим П. Л. Романенко приказал вводить 159-ю танковую бригаду несколько восточнее ранее намеченного маршрута. Командовавший бригадой подполковник С. П. Хайдуков в спешке не выслал разведки и не назначил отряда обеспечения движения. Шедшие впереди два танка непосредственного охранения наскочили на минное поле и подорвались. При попытке головного батальона на большой скорости преодолеть этот участок было повреждено еще 5 танков. Следовавшие позади батальоны пошли* в обход минного поля, но у них также вышли из строя 5 танков. С разрешения командира корпуса В. В. Буткова бригада вынуждена была вернуться, чтобы возобновить выдвижение по первоначально намеченному маршруту.

В тот момент, когда я прибыл на КП корпуса, Бутков приказал своему начальнику штаба доложить обстановку командарму. Посоветовавшись, мы попросили Прокофия Логвиновича разрешить готовить к вводу в сражение второй эшелон корпуса, так как бригаде Хайдукова, потерявшей 12 танков, требовалось время, чтобы привести себя в порядок. Этот горький опыт научил нас многому. В дальнейшем при вынужденном отклонении танковых частей от проверенных маршрутов мы старались всеми средствами избегать подобных казусов.

Так или иначе, к 14 часам 117-я и 89-я танковые бригады подполковников Д. М. Федорова и А. В. Жукова, обогнав пехоту, продвинулись на 4 километра и вышли в район хутора Клиновый и фермы № 2. Здесь находились огневые позиции двух артиллерийских полков и до батальона пехоты противника. Было решено уничтожить их ударом танкистов Федорова с северо-запада, а с фронта сковать врага силами 159-й танковой бригады. Нам повезло в том смысле, что к началу атаки к восточной и северовосточной окраинам фермы № 2 подошла еще 157-я танковая бригада подполковника А. С. Шевцова из 26-го танкового корпуса. Организовав взаимодействие, все четыре танковые бригады энергично атаковали противника с различных направлений. При этом настолько стремительно, что румынские артиллеристы не успели сделать ни одного выстрела. Почти все они сдались в плен, как и взаимодействовавшие с ними пехотинцы. Я получил возможность допросить командира пехотного батальона и одного из командиров батарей. Этот последний был достаточно осведомлен, и на мой вопрос, где мы можем встретить оперативные резервы, в частности немецкие соединения, он, не колеблясь, показал на рубеж Перелазовский, Большая Донщинка, Петровка и пояснил:

— Ранее этого рубежа вы едва ли встретите кого-либо, но здесь вы можете столкнуться с двумя танковыми дивизиями — 22-й немецкой и нашей 1-й румынской.

Показания пленного не вызывали сомнений — говорил он уверенно и отнюдь не стремился создать впечатление, будто знает больше, чем в действительности. К тому же его данные совпадали с теми, что ранее добыли разведчики полковника Рыбко. И в самом деле: далее продвижение шло беспрепятственно, организованного сопротивления бригады не встретили. Это означало, что в данном направлении прорыв главной полосы обороны противника был завершен.

Когда я доложил об этом Н. Ф. Ватутину, он сказал, что можно вернуться в Серафимович. Я, однако, попросил разрешения остаться в корпусе до выхода его передовых частей к центральной усадьбе совхоза «Усть-Медведицкий», где вполне мог быть вражеский тыловой опорный пункт обороны. Николай Федорович согласился.

Мы послали вперед 8-й мотоциклетный полк полковника П. А. Белика. Он пытался дерзкой ночной атакой ворваться в совхозный поселок, но заблаговременно изготовившиеся к бою немецкие танки отбросили мотоциклистов обратно. В результате выяснилось, что в районе совхоза располагается 22-я танковая дивизия, а в самом поселке — штаб 48-го танкового корпуса, который усиленно,