— И звонишь специально на номер Ватикана, чтобы этот разговор непременно дошел до ушей Папы. В таком случае, почему ты не свяжешься непосредственно с ним?

— Я не думаю, что он сможет ответить, почему из сотни миллионов молодых красивых девушек выбрали именно меня.

«Она бьет на жалость. Значит, будет просить о чем-то конкретном», — подумал Майлз.

— Я думаю, тебе хорошо известно, что практически во всех пророчествах, связанных с приходом Антихриста, сказано, что его мать будет молодой еврейкой из колена Данова. Поэтому названное тобою число сразу же уменьшится до сотни тысяч. А если принять во внимание тот факт, что почти все еврейки уже в пятнадцать лет весят больше восьмидесяти килограммов и носят шестой размер бюстгальтера, то автоматически отсеются еще девяносто тысяч. Вычти из оставшегося количества всех с наследственными болезнями, вредными привычкам и дурным характером, и получим не более сотни. Из них красивых и умных девушек окажется десять, а с пропорциональными чертами лица «а-ля Нефертити» — всего одна.

— Но за что мне такое наказание? Я никогда не участвовала в сатанинских оргиях, не поклонялась идолам, не приносила своих детей на костре в жертву Молоху, потому что вообще не рожала, не сделала ни одного аборта и даже не заходила на порносайты. Я всегда считала это мерзостью, недостойной внимания нормального самодостаточного человека. Чем же я могла прогневить Бога, который вот так запросто распоряжается человеческой болью, страданиями и горем, мотивируя это какими-то будущими мифическими благами?

— Может быть, христианская мудрость «Пути Господни неисповедимы» наиболее уместна в данной ситуации. На мой взгляд, другого объяснения нет и быть не может, — сказал Шон, не желая даже задумываться над вопросом, на который никто, кроме самого Господа, определившего в Своем вселенском сценарии для Марты эту роль, не мог знать ответа.

— Я понимаю, куда ты клонишь. Но я сыта по горло этим обманом. Страдания в этом мире приведут только к дальнейшим, еще большим страданиям. Они имеют свойство размножаться, как вирусы, если их вовремя не убить.

Марта явно хотела затянуть Майлза в омут бесперспективной дискуссии на тему жестокости Господа к своим творениям, но он не поддавался на ее уловки, и она продолжила его обрабатывать:

— Сегодня ты страдаешь, прилагая усилия к тому, чтобы выжить в этом мире сплошного очковтирательства и обмана, а завтра в Раю на тебя наденут смирительную рубаху до пят, лавровый венок и белые тапочки. Затем секьюрити с белыми крыльями раздадут всем по «чупа-чупсу» и посадят тебя на лужайку вместе с сотней таких же круглых идиотов напротив куста с жасмином, откуда будет играть на гитаре вечно обдолбленный Джимми Хендрикс. И когда от дыма каннабиса у тебя начнут глаза вылезать из орбит, ангелы, ответственные за райскую пропаганду, начнут вдувать всем в уши, что это и есть компенсация за всю ту боль и страдания, которые ты испытывал на Земле. Так, что ли?

— Ты, кажется, что-то говорила о помощи? — резко оборвал ее Майлз.

— Я хотела попросить тебя, чтобы ты уговорил отца Винетти продолжить проводить сеансы экзорцизма. Я хочу стать прежней Мартой Мейерс и сделать аборт. Меня ужасает сама мысль, что я должна родить на свет этого ребенка, чьим отцом был даже не человек, а клон, сотворенный Сатаной.

Марта замолчала на пару секунд, а потом как бы невзначай добавила:

— Да, чуть не забыла, и еще эта восковая кукла, которую сделал Сантори. Пусть лучше отдаст ее сам, пока другие не пострадали.

— Что ты имеешь в виду? — удивился Шон.

— Тебе отец Винетти сам все сегодня расскажет, — не желая вдаваться в подробности, ответила Марта и добавила:

— Полнолуние послезавтра, попроси его, чтобы он не затягивал. Ты же знаешь, что Люцифер этого так не оставит, и если Сантори не прекратит служить черные мессы с целью убить меня и его сына, дьявол начнет умерщвлять ваших детей тысячами.

— Что общего у полнолуния с сеансом экзорцизма? Ты лукавишь со мной, я не верю ни единому твоему слову. Вы просто хотите снова заманить нас в западню, чтобы в обмен на жизнь падре заставить меня провести еще один ритуал, — спокойным голосом сказал Шон, прочитав ее мысли.

— Честно говоря, я и не ожидала услышать от тебя что-то другое. Для тебя милосердие так же чуждо, как и для еврея-банкира, выгоняющего на улицу старуху, за которую некому заступиться.

— К чему такие яркие примеры? Разве ты не знала, что я увижу твой обман?

— Ну и что же именно ты увидел, умник?

— То, что тебе очень даже понравилась произошедшая с тобой перемена. Ты даже удивлялась не один раз, как могла жить до этого такой скучной жизнью этих ничтожных термитов под названием «люди». Ведь скоро весь мир будет лежать у твоих ног, не так ли?

— Ничего противоестественного в этом нет. Человек должен стремиться к тому, чтобы властвовать над себе подобными! — почти выкрикнула Марта.

— Хайль Гитлер! — рассмеялся Шон и добавил:

— Говорят, фюрера заводили его выступления, и у него даже наступал оргазм во время бурных оваций. Надеюсь, с тобой такого не произойдет?

— Он всего лишь ничтожный сморчок по сравнению со мной, и очень скоро ты в этом убедишься!

— Жаль, что я не знаю никакой немецкой песни, прославляющей Третий Рейх, а то бы я сейчас застегнул верхнюю пуговицу на воротнике рубашки и спел ее со слезами на глазах, вытянув вперед правую руку! — рассмеялся Шон.

Марта закипела от злости.

— Неужели ты еще не понял, что он действительно любит меня, раз наделил такой властью. А вот любит ли тебя твой Бог? Что дал Он тебе, кроме осознания того, что в этой жизни ты должен искупить мифическую вину своей прошлой жизни? И даже если ты неукоснительно выполнишь все возложенное на тебя, Он посадит тебя где-нибудь с краю на полянке, под кустиком, чтобы ты не мозолил глаза Аврааму и святым пророкам.

Майлз почувствовал, что Марта пытается вывести его из равновесия своим откровенным цинизмом, и перед тем, как прервать звонок, сказал:

— Я согласен и с краю на полянке, и даже под кустиком, лишь бы не там, где в итоге окажешься ты. Когда Антихристу исполнится семь лет, ты для дьявола станешь живым упреком человеческой сущности его сына. Дух Сатаны будет обитать в этом мальчике, ибо не может ни клон, ни рожденный от клона иметь свою душу. Дьявол захочет, чтобы его сыну поклонялись как ангелу, а не как человеку. Он непременно избавится от тебя, как и раньше уже избавлялся от своих любовниц.

Шон повесил трубку. Он знал, что Палардо максимум через полчаса уже даст прослушать понтифику этот разговор.

Как такое возможно? Неужели дьявол обладает такой силой, чтобы так кардинально изменить сознание хорошего человека, какой он помнил Марту. Она ведь превратилась в настоящего хищника, рыщущего в поисках очередной жертвы.

Приготовив эспрессо, он вышел на балкон. Сонные туристы, укрывшись под пестрыми китайскими зонтиками, бесцельно бродили по площади перед собором Святого Петра, фотографируясь на фоне величественного фасада. Полицейские в дождевиках скользили по ним ленивым взглядом, прекрасно осознавая, что ни один уважающий себя террорист-смертник не станет себя взрывать в пасмурный осенний день, когда людей вокруг было втрое меньше обычного. Даже зазывалы в небольшие частные пансионы, чьи лица Шон уже успел запомнить за два месяца, сегодня сложили свои плакаты под навесом кафе и теперь коротали время, согреваясь горячим кофе и сигаретами.