– Мне показалось, ты ушел, – продолжала Аврелия дрожащим голосом.

– Нет, я вернулся, – ответил Цезарь, чувствуя, как защипало глаза.

– С Гаем все в порядке? Он такой своевольный мальчик, – произнесла она, закрывая глаза и опуская голову, как будто пытаясь закрыться от всего мира.

– С ним… все хорошо. Он очень тебя любит, – мягко ответил Юлий, поднимая руку, чтобы вытереть слезы, которые все-таки пролились.

Аврелия кивнула и опять повернулась к зеркалу:

– Я очень рада. Дорогой, пришли, пожалуйста, рабыню. Я думаю, мне надо немного подкрасить лицо.

Юлий кивнул и какое-то мгновение смотрел на мать.

– Я позову ее к тебе, – сказал он и покинул комнату.

Когда солнечные часы Форума показали полдень, Цезарь вышел на площадь, охраняемую стражниками, и направился к зданию сената.

Пересекая открытое пространство, он поражался изменениям, которые произошли за время его отсутствия. Укрепления, возведенные Марием вдоль стен, были разобраны, легионеры встречались нечасто. Но даже они казались совершенно расслабленными, прогуливались с девушками или болтали, стоя маленькими группками, без всяких признаков напряжения, чего он ожидал. Рим снова выглядел мирным городом, и Юлий не переставал удивляться. Молодой человек привел в город десяток солдат из своего отряда: ему хотелось, чтобы они были рядом, когда он вынужден передвигаться без оружия и в гражданской одежде. Такая подготовка оказалась излишней, и Цезарь не знал, огорчаться или радоваться этому. Схватки у городской стены еще были свежи в памяти, словно он никогда не уходил из Рима, но люди наслаждались весенним солнцем, смеялись и шутили друг с другом, забыв о сценах, что ожили в его памяти. Юлий как будто опять увидел, как падает Марий, как сталкиваются темные фигуры, как солдаты Суллы убивают защитников полководца…

Губы Цезаря искривились в горькой гримасе, когда он осознал, насколько молод и глуп был в ту ночь. Тогда, свежий и выспавшийся, только что с брачного ложа, Юлий видел, как рушились все его мечты и планы, а будущее менялось навсегда. Если бы удалось взять верх над Суллой, Рим мог избежать многих лет жестокости и Республика сумела бы вернуть былое достоинство.

Цезарь оставил своих людей у подножия мраморной лестницы и, несмотря на беззаботное настроение на Форуме, приказал солдатам быть начеку. После смерти Мария Юлий понял, что везде, даже у стен сената, лучше быть готовым к неприятностям.

Оставив своих людей на солнышке, он посмотрел на распахнутые массивные бронзовые двери. Сенаторы стояли группами по два-три человека, обсуждая повседневные дела и ожидая, когда их позовут в зал. Юлий увидел своего тестя Цинну и Красса и стал подниматься по ступенькам, чтобы поприветствовать их. Те разговаривали, приблизив друг к другу головы, и Цезарь увидел на их лицах злость и разочарование.

Красс был все таким же загорелым и худощавым, каким его помнил Юлий, в простой белой одежде и сандалиях, ничем не выдающих его благосостояние. Цинну последний раз Цезарь видел во время своей свадьбы с Корнелией, и из них двоих именно он за прошедшие годы изменился гораздо сильнее. Когда тесть повернулся, чтобы поздороваться с Юлием, молодого человека поразило количество морщин, избороздивших его лицо. Цинна устало улыбнулся ему, и Цезарь ответил неловкой улыбкой, поскольку никогда как следует не знал этого человека.

– Странник вернулся домой, меч и лук отправлены на отдых! – воскликнул Красс. – Твой дядя гордился бы тобой, если бы сейчас был здесь.

– Спасибо. Я только что о нем вспоминал, – ответил Юлий. – Опять увидеть город после стольких лет, особенно это место… У меня такое чувство, что я сейчас услышу его голос.

– Запрещено было даже имя его произносить, когда был жив Сулла, ты знаешь об этом? – спросил Красс, наблюдая за реакцией Цезаря.

Лишь слегка поджатые губы выдали чувства молодого человека.

– Желания Суллы мало значили для меня, когда он был жив, а теперь они значат еще меньше, – решительно ответил он. – После заседания сената мне хотелось бы посетить могилу Мария, чтобы выразить свое уважение.

Красс и Цинна обменялись взглядами, и Красс сочувственно коснулся руки Юлия:

– Мне очень жаль… но его останки были увезены и где-то рассеяны. Это сделал один из солдат Суллы, хотя он все отрицает. Друзья Мария не могли опуститься так низко, хотя он и завещал кремировать себя.

Цезарь напрягся от гнева, пытаясь сохранить над собой контроль. Красс говорил спокойно, давая ему время взять себя в руки.

– Наследие диктатора до сих пор сохранилось в сенате в лице его последователей. Катон – первый среди них, а Катал и Бибилий во всем поддерживают своего лидера. Я думаю, ты знаешь сенатора Пранда, чей сын был с тобой в плену?

Юлий кивнул.

– У меня есть вопросы, которые я собираюсь сегодня с ним обсудить, – ответил он, в очередной раз прикладывая все силы, чтобы выглядеть спокойным.

Тайком Цезарь сжал правую руку, внезапно испугавшись, что эмоции, бурлящие в нем, могут спровоцировать приступ прямо на ступеньках сената и навсегда его опозорить. Красс притворился, что не замечает ничего необычного, за что Юлий был ему очень благодарен.

– Будь осторожнее с Прандом, – жестко проговорил Красс, наклонившись почти к самому лицу молодого человека, чтобы его не могли услышать сенаторы, входящие в здание. – У него крепкие связи с сулланцами, и Катон считает его своим другом.

Юлий еще больше приблизился к Крассу и с яростью прошептал:

– Те, кто был друзьями Суллы, стали моими врагами.

Не сказав больше ни слова, он отвернулся и, преодолев последние ступеньки, исчез в тени портала.

Красс и Цинна озадаченно посмотрели друг на друга и последовали за ним медленным шагом.

– Похоже, наши цели совпадают, – спокойно сказал Цинна.

Красс коротко кивнул, не желая дальше обсуждать эту тему, поскольку сейчас они шли к своим местам мимо сенаторов, среди которых были как друзья, так и враги.

Юлий почувствовал вибрирующую энергию собрания сразу, едва вступил в зал. Заметил несколько свободных мест и занял одно из них в третьем ряду за рострой председателя. Цезарь с удовлетворением смотрел и слушал, зная, что вернулся в самое сердце власти.

Увидев множество незнакомых лиц, он пожалел, что не остался вместе с Крассом и Цинной, чтобы те могли назвать новые имена. Молодой человек улыбнулся про себя, наблюдая за маскарадом, который представлял собой сенат. Он был насквозь фальшивым, и Юлий знал это. Здесь враги могут чрезвычайно благодушно приветствовать его, а затем нанести удар, стоит только отвернуться. Его отец всегда пренебрежительно отзывался об аристократии, хотя и допускал, что некоторые люди заслуживают уважения, поскольку ставят честь выше политики.

Собрание успокоилось, и