Он поднялся в номер и переоделся в «спецуху для тату-салона», как называла это Лесли, – джинсы и черная водолазка. Миссис Оустлер положила ему еще и Эммин жакет, рукава длиннее, чем нужно Джеку, но ему жакет нравится.

По дороге в «Сальве» – старомодный ресторан, заведение, где подают еду без изысков, но зато по-домашнему вкусную, – Джек отметил, что теплее на улице не стало. Хельсинки, как помнил он, не лучшее место для людей, не уверенных в себе, и если это по сию пору так, то портье был прав, утверждая, что «Сальве» не место для кинозвезд. Среди клиентов были явные любители посмотреть время от времени фильм-другой, только вот беда – ленты с Джеком Бернсом им явно не нравились.

Официантки выглядели точно так, как Джек их запомнил – довольно пожилые, уставшие. Он вспомнил ту, которая невежливо разговаривала с его мамой, жену «мясника» Сами Сало; она и сейчас вполне подошла бы ресторану. Крутая баба – называла маму «крошка»; правда, подумал Джек, грубила она, скорее всего, вовсе не потому, что мама переманивала у ее мужа клиентов. Впрочем, кто знает, может, она вовсе и не была ему женой.

Джек помнил ее хорошо – невысокая, крепко сбитая женщина, одежда на пару размеров меньше, чем нужно. Она на каждом шагу морщилась, словно у нее болели ноги, а ее толстые руки дрожали.

Он старался ни на кого пристально не смотреть и уж точно не заглядывать никому в глаза; тут к нему подошла официантка вытереть стол, в руках мокрая тряпка, Джек, впрочем, и на нее постарался не смотреть. Полная противоположность миссис Сало – та толстенная, эта худющая (впрочем, может, у миссис Сало только руки жирные, Джек понял, что не помнит точно), сутулится, выглядит грубовато, но при этом лицо продолговатое и глаза как у кошки, можно сказать, красивая, только устала сильно. Вытерев стол, она встала подбоченясь, видимо, за вечер ни разу не присела.

– Надеюсь, вы кого-нибудь ждете, – сказала она. – Вы ведь не один будете обедать, правда?

– Сюда что, нельзя ходить одному?

– Вам сюда точно нельзя ходить одному, – заметила она. – Больше того – вы были бы даже в большей безопасности, приди вы сюда в женском платье.

– Я рассчитывал узнать у вас, где я могу сделать себе в Хельсинки татуировку, – сказал Джек. – Насколько я помню, «Сальве» – лучшее место, где могут порекомендовать тату-салон.

– Верно, и лучший рекомендатель – я, – сообщила официантка. – Впрочем, я серьезно – если вы пришли сюда один, позаботьтесь хотя бы о том, чтобы уходить в компании.

– А как насчет татуировки?

– Кинозвездам они не нужны, – сказала она, – кто вас будет снимать обнаженным с татуировкой?

– А грим на что? – парировал Джек.

– В тату-салон вам тоже не стоит ходить одному, – предупредила официантка. – Вы к нам кино снимать приехали?

– Сказать по правде, мне нужна пара лесбиянок. Но для начала я хочу знать, где можно сделать татуировку, – сказал Джек.

Тут она впервые улыбнулась – выбит верхний клык, ага, наверное, поэтому она редко улыбается.

– Если вы тут один, я вас провожу домой, – сказала она. – От пары лесбиянок вы многого не добьетесь.

Джек представил, как он выглядит в ее глазах, крупным планом; потом понял, что она прочитала его мысль, а затем осознал, что очень устал и хочет подольше насладиться воспоминанием о ночи с Ингрид My.

– Не думайте, я не гожусь вам в матери, просто я выгляжу старше своего возраста, – сказала она.

– Это тут ни при чем, просто я устал с самолета, – сказал Джек. – Я много ездил в последнее время.

– Если вы оказались у нас, то это чистая правда.

– Принесите мне гольца, – попросил Джек.

– А что выпить?

– Я не пью.

– Я принесу вам пива, – сказала официантка. – А вы притворяйтесь, что пьете.

Мудрое решение – местные весь вечер поднимали в его честь бокалы. Тон, правда, был не дружеский, а мрачный, даже враждебный. Джек в ответ поднимал свой бокал и притворялся, что пьет; никто и не заметил, что уровень жидкости остается таким же, а может, им было просто наплевать. Если в Финляндии и были фанаты Джека Бернса, они хорошо умели скрывать свои чувства.

Джек не стал приглашать официантку с собой, она не обиделась, но велела не выходить из-за стола, пока не приедет такси; она отпустила Джека, лишь когда машина припарковалась у дверей. Для надежности она проводила его.

– Меня зовут Марианна. Вообще-то бывают финские имена и посложнее.

– Еще бы, – ответил Джек.

На прощание она дала ему черно-белую визитку, страшноватенькую на вид, от салона «Утиные татуировки». На визитке был весьма искусно изображен Утенок Дональд, только с косяком в клюве и красными глазами, ясно, что не просто под кайфом, у него реально поехала крыша, а вокруг шеи не шалью, а удавкой висит змея.

Еще на визитке был написан от руки номер телефона.

– Это мой домашний, – сказала Марианна, – у меня есть пара татуировок, с удовольствием их вам покажу, когда отдохнете.

– Спасибо, Марианна.

– Вам нужен татуировщик по имени Диего, – сказала она.

– Не очень-то финское имя.

– Он вообще-то итальянец, но родился здесь, – сказала Марианна. – Он уже пятнадцать лет в этом бизнесе.

Салон Диего располагался на улице Калеванкату, в десяти минутах от «Торни», как объяснил наутро Джеку портье. Он подсказал ему и спортзал близ отеля, «Кунтокескус Мотивус».

– Не мучайтесь, называйте его просто «Мотивус».

Чисто прибранное место, много удобных тренажеров, впрочем, Джек не смог сосредоточиться на тренировке – рядом занимались аэробикой беременные женщины, делали какие-то чудовищно опасные упражнения.

По дороге к Диего Джек миновал магазин с порнографией, в витрине его внимание привлек немецкий журнал «Беременные женщины» – в самом деле, внутри фотографии исключительно беременных, исполняют еще более опасные упражнения. Кажется, беременность стала у Джека темой дня – не слишком приятной.

Хельсинки показался ему одной большой стройплощадкой. В итоге он забрел в район, построенный русскими сто с лишним лет назад, «Утиные татуировки» располагались прямо напротив Русского военного госпиталя. Когда-то это был матросский район, куда ни плюнь – везде бары и рестораны для моряков вроде «Сальве», но в последние годы район делается все моднее и моднее, поведал Диего Джеку.

Низкорослый мужчина с добрыми глазами, эспаньолка, руки все в татуировках, одна – маленький портрет женщины, почти фотография, другая – куда менее «благородная дама», естественно, голая, а при ней утенок. У Диего были и другие татуировки, но Джеку лучше других запомнилась обнаженная с утенком.

Джеку понравился Диего; он не встречал Дочурку Алису, но слыхал о ней. У него трое детей, он нечасто ездит на слеты татуировщиков; учился у Фербера в Берлине, работал в Кейптауне, собирался в Таиланд за татуировкой ручной работы от монаха в буддийском монастыре.