всё-таки за лето часть целевых задач не была решена, в основном, из-за плохого снабжения; мы срочно приступили к сооружению шести фундаментов под шведские фильтры. Сложность заключалась в том, что ленинградский проектный институт не удосужился разработать опалубочные чертежи на основе шведских «пустых» (там были только общие виды, отсутствовали многие размеры и пр.) чертежей, да ещё на непонятном нам шведском языке; мы увидели в чертежах, что верхние части монолитных ж/б фундаментов были решены в тонкостенных конструкциях, которые зимой с прогревом выполнить очень сложно. На мой вопрос, что же делать, Четверик только развёл руками; пришлось нам самим сделать работу, которую не выполнили проектировщики. Для этого я поехал на базу оборудования БЛПК и попросил руководство вскрыть ящики одного шведского фильтра, сделать его эскиз и снять основные размеры, чтобы правильно выполнить опалубку фундаментов; при мне рабочие базы стали вскрывать большие ящики и к всеобщему удивлению в одном из них обнаружился цветной эротический журнал, а на обложке фломастером было по-русски написано: «Привет русским рабочим!». Инженер базы сразу изъял журнал, поскольку КГБ всегда предупреждал о том, что такие находки надо им сдавать; я с инженером в его вагончике рассмотрели любопытный журнал с запрещённой для советского человека эротикой; под честное слово он дал журнал мне на сутки и я дома показал его жене, тоже самое сделал и Рыхальский; журнал я вернул, а инженер помог нам сделать хороший эскиз фильтра, и мы выполнили опалубку и армирование.

Довольно быстро были сооружены монолитные ж/б стены и мощное днище насосной станции глубокого заложения и оставалось выполнить непроницаемую асфальтовую стяжку бетонного днища, площадь которого была внушительной. Достали ручной каток и планировали принять асфальт; недалеко от РОЦ на объекте «Спецстроя» я и Рыхальский заметили малогабаритный асфальтовый каток, моторист оставлял его здесь же после смены и уходил домой; мы не преминули воспользоваться удачей и на другой день я договорился, чтобы моторист поработал одну смену на РОЦе за хорошую плату, он согласился. Назавтра в 18 часов наши рабочие с помощью автокрана и машины перевезли каток на РОЦ и краном спустили его на днище насосной; весь асфальт за одну смену был уложен и качественно уплотнён; утром следующего дня мы возвратили каток на прежнее место, правда, с опозданием и это не удалось скрыть от прораба «Спецстроя». На следующий день до начала утренней смены ко мне подошли наши женщины-изолировщицы и, смеясь, спросили: «Вы вчера вечером смотрели по телевизору Братские новости?». Я ответил, что пришёл домой около восьми часов и передачу не видел; они сообщили о сюжете, в котором было рассказано, как начальник участка Модылевский и прораб Рыхальский ночью похитили у рабочих «Спецстроя» каток – беспрецедентный случай воровства на стройке; слава Богу, что мы этот сюжет не видели и были спокойны; от нас никто не потребовал объяснений, неприятных последствий не было, но пришлось вспомнить известное выражение: «Любой наш недостаток более простителен, чем уловки, на которые мы идём, чтобы его скрыть».

XXXI

Минула зима, лето и только в середине сентября на участок пришёл председатель народного контроля, он же член парткома УСБЛПК, с целью разобраться с приёмкой нами лесовозов с пиломатериалом (обрезной доской) в феврале, т.е. более полугода назад; история эта тёмная, но назидательная, нравоучительная, уверяю вас, боюсь, коротко не получится, в конце концов, сколько времени прошло; я и прораб Рыхальский, ответственный за приёмку, объяснили ему фактическую сторону дела (см. ранее подробное описание эпизода) и ответили на все вопросы. Кроме того, я написал подробную объяснительную записку и передал для комиссии народного контроля; через неделю меня вызвали по телефону на заседание комитета комсомола стройки, которое состоялось под председательством секретаря Олега Пушкина (запомнилось его крупное лицо и огромная шевелюра с вьющимися волосами) в присутствии заместителя начальника УСБЛПК, он же секретарь парткома – очень скользкий человек – «nomina sunt odiosa» (лат. «не будем называть имени», Цицерон); представители от СМУ ЛПС и ОТС УСБЛПК не пришли на заседание; зачитали постановление комитета народного контроля «О недостатках в работе начальника участка Модылевского», в котором отмечалась бесхозяйственность, приведшая к потере большого количества пиломатериала (хотя будучи на участке представитель народного контроля о бесхозяйственности речи не заводил, но ведь «рождённых летать ощипывают в первую очередь»); таков был итог «расследования» народного контроля, в котором на меня изливалось столько грязи, что я диву давался, но снисходительно терпел; затем стал объяснять, что приёмка доски осуществлялась под контролем прораба и бригадира, о чём подробно изложено в объяснительной записке, на участке потерь доски нет, а недовезённый пиломатериал следует искать в отделе снабжения; то, в чём меня пытаетесь обвинить – это наглядная неправда, и добавил: я прав, а впрочем, ваша воля; никто из присутствующих шести членов комитета не выступил, вопросов не задавал (даже Людмила Юдина, с её семьёй мы со Светой дружили («защити меня, господи, от моих друзей, а врагов я беру на себя»); они сидели, опустив головы, молчали и смотрели в пол; стало ясно, что комсомольские активисты были введены в заблуждение партийным начальством, которое желало крови, а заседание – простая формальность, тем более, что вечером всем хотелось быстрее уйти домой; поставили вопрос об исключении меня из комсомола, но «Qui tacet – consentire videtur» ( кто молчит, тот рассматривается как согласившийся, или молчание – знак согласия); проголосовали Pro et contra – за и против, но здесь не было против, все – за; с благочестивым видом единогласно проголосовали за исключение меня из комсомола (как у А.С.Пушкина: «…В подлости хранили осанку благородства»); секретарь попросил меня сдать комсомольский билет, на что я ответил: «Это поклёп на меня, в этой истории вины моей нет, билет не сдам, с ним у меня связано слишком много хорошего»; мне было 27 лет, исключение для меня ничего не значило; этот спектакль, подготовил секретарь парткома стройки; я встал, покинул заседание и пошёл домой; думая об этом сейчас, задним числом, вижу всю эту сцену ещё более тягостной, чем она представилась моим глазам тогда.

Здесь требуется пояснение. Дело в том, что большое количество недовезённой доски надо было как-то списать; СМУ ЛПС не могло этого сделать, т.к. в бухгалтерии находились юридически правильно оформленные наши накладные с указанием фактического количества привезённой отделом снабжения УСБЛПК на участок доски; все понимали, что кому-то доску надо было списать и взять на себя убытки; но поскольку УСБЛПК и его отдел снабжения – это не производственные подразделения, а управленческие, то они не имели права списывать основные материалы. Но что интересно: никто